Марат Аваз-Нурзеф
Процессы
Если к моим наклонностям в литературном творчестве нужно прикрепить ярлыки, то более всего подходят, как мне кажется, три из них — "документалист", "неонатуралист", "миксер". Это я к тому, что жизнь интереснее и щедрее на выдумки, чем самое богатое воображение и самый сногсшибательный вымысел человеческого разума. Другие могут писать, как угодно и о чем угодно, это их право, но мне в своем творчестве интересно следовать за жизнью, натурой, а иное — навевает скуку. Но при этом я — не фотограф, а скорее — живописец. Уверен: живо написанная литература документализма и неонатурализма будет занимать в 21 веке значительное место.
А еще я склонен, как могут сказать теоретики литературы, смешивать жанры. На то и миксер. При этом я считаю так: интересно читать — имеет право на существование, даже если в этом литературном произведении вообще не усматривается никакого жанра; если же читать скучно или, более того, противно, то пусть эта литература хоть трижды отвечает всем теоретическим канонам, пусть ее всеми правдами и неправдами будут проталкивать "в прокат", со временем она все равно окажется на задворках читательского интереса.
Однако, сейчас тем, кто не имеет достаточно известного имени, влиятельных покровителей и состоятельных спонсоров, за проблемами выживания, добывания средств к существованию, как правило, на творчество не остается ни времени, ни сил. Даже если они одарены от рождения искрой Божией. И это — универсальная аксиома нашего времени. А есть или нет во мне того самого "дара свыше", — теорема. Понятно, что сугубо личная. Во всяком случае, в часы бдений возле компьютера. Писал, пишу и буду писать. Значит, пытаюсь доказать. Естественно, что оценку, как всегда, выносят читатель, время и Время. Прорваться к первому — архисложно. Достучаться до второго — трудностей не меньше. Уломать или хотя бы упросить третьего — исключено. Но в еще одной аксиоме — предпосылке той самой теоремы — они, оценщики, могут не сомневаться: я безотрывно пребываю в бывшей союзной республике бывшего СССР, в которой национальные авторы худо-бедно, но существуют; а "домашние" литераторы, пишущие на русском языке, никому не нужны, — ни друг другу, ни властям, ни почитывающей публике.
И в своем одиночестве я далеко не одинок. У меня есть немало братьев и сестер по духу, образу жизни, творческой судьбе. И в моей Отчизне, и в других странах, бывших столько-то лет назад "советскими", "социалистическими".
Так и живем. Вопреки правилам, положенному, должному. Одна отдушина — связь с Россией через Интернет. Только не у всех она есть, эта связь…
И думаем, надеемся, верим, что в России всегда будут люди, способные проникнуться положением в странах СНГ литераторов, для которых русский язык — в творчестве единственно возможный. И оказывать нам, литераторам, настоящую, действенную, адресную поддержку.
Впрочем, в моей Отчизне, несмотря на усилия "сверху донизу" в течение последних 15 лет по реконструкции лингвистического пространства в пользу местного и английского языков, "великий и могучий", кроме всего прочего, продолжает оставаться средством межнационального общения. Таковым ему быть и впредь.
Что же касается "прочего", то тут достаточно сказать, что у руководителей стран СНГ нет альтернативного русскому языку инструмента межгосударственного и межличностного общения. Да им и не надо! Не будет же каждый из них возить с десяток переводчиков и сидеть в их окружении на своих общих встречах! И не будут же, скажем, туркмен и узбек вести двухсторонние переговоры через толмачей: хоть и родственны языки, да на слух понятно совсем немного! Разговора не получится, если каждый будет на своем. Благо, есть русский. Между прочим, наследие империи. Получается, благо-наследие. Которым пользуются вовсю, а благодарностей не слышно.
А на каком языке наши главы выступают в Нью-Йорке на ассамблеях ООН? На русском, of course! А какая страна вскормила, взрастила и вывела в люди тех, кому сейчас, скажем, за 30, в том числе и наших президентов? Та же самая империя!
Так позвольте же, "отцы", мне за вас, великих сынов народа (вам-то недосуг за государственными делами и политикой!), и за нас, всех остальных, — просто детей своих родителей и просто родителей своих детей, — поклониться Дому, бывшему для всех советских людей Общим. А также тем явлениям и реалиям, названия которых происходят от одного слова — "Русь": языку, судьбе, истории, литературе, духу, душе, народу.
И чтобы не было кривотолков: "партию" октябрят для поголовного охвата первоклашек придумали, когда я уже был студентом МГУ; в пионерах и комсомольцах состоял; в коммунистах или в какой-нибудь из нынешних политических партий — никогда и ни за что!
Интернет, Россия, надежды, меценаты, читатели, случай… — а время-то идет! Бывшие советские литераторы, наблюдающие сейчас эпоху "назад к капитализму", могут быть счастливы хотя бы тем, что дожили до Суда Времени: им дана возможность покаяться. У нас же, людей уже немолодых, не сумевших прорваться в прозаики или поэты в бытность империи, собственная гордость: нет на душе грехов, наделанных на ниве словоблудия. Теперь же мы и подавно не сможем пойти против совести своей, коли уж тогда не сумели. (Потому и не "прорвались", а быть избранными, "на миру" бодавшимися с тоталитарно-коммунистической Системой, не привелось.) Но нам, видимо, так и суждено до окончания дней своих пребывать в основном в тени (о некоторых из причин уже сказано). Потому как оставшейся нашей жизни (лично себе я хочу еще не менее четверти века) может не хватить, чтобы наши, так называемые, независимые государства вышли из полосы прозябания. А в стране, которую лихорадит, процветать, кроме избранных, могут лишь те литераторы, кто производит чтиво. Которое должно соответствовать либо заказам власть и/или мошну имущих, либо запросам потребителей. Последние, судя по "обрезкам", то бишь чтиву (каково сукно, таковы и обрезки), или весьма далеки от высоких чувств и штиля, или не гнушаются порнухи, дешевки, суррогата. А нам — ничего подобного не дано. Как и тем, кто из нашей же породы, но моложе нас на два-три-четыре десятилетия. И тем из "наших", кто старше нас и — хвала Всевышнему! — здравствуют и действуют. И "нашим" наследникам, которые пока ходят пешком под стол или вовсе еще не появились на свет. Словом, всем, кому так же, как и нам, предопределено болеть Литературой.
О главном. Пишу для людей. Для всех. В том числе и для воинствующей кучки литературных "денди". Что парят в высотах, вроде бы недоступных для широкой публики. На самом же деле…
Звукосочетания, раздающиеся с "высот", — пустое это или не совсем? Пусть, как говаривали прежде, местами, кое-где и не всегда. Не об этом здесь речь. А о том, что голоса из "кучки", как это ни парадоксально, становятся все громче и безапелляционнее. Глушить нельзя, любому инакомыслию звучать! — такова нынче мода. Не "у нас" — в России! Хотя, когда речь о литературе и творчестве, то Россия — больше, чем "у нас". Ибо, как уже сказано выше, виртуальная связь с ней — отдушина. Словом, Рунет для меня — и воздух, и солнце, и вода, и звезды. Так вот, и у нас в России не всегда ее, моду на "пущай инакомыслие", соблюдают. Но декларируют. А те, "высотники", и рады. И пусть бы. И обошелся бы я, как герой старого мультфильма, без переноса запятой влево на одно слово. Ведь это только им, не традиционно ориентированным литераторам, всегда мнится одно и то же: "мы — соль, все остальное — ноль". На самом же деле все это уже было — и не раз. Но нынешние "мода на звукосочетания", "кучка", "денди", "голоса", всплывшие на поверхность из толщи времен (новое — это забытое старое), так крикливы и амбициозны, находят такую финансовую поддержку неких кругов и групп (у тех — свои интересы, отнюдь не литературные), настолько далеки — и откровенно! — от взаимной терпимости к сторонникам классических средств выражения своих мыслей и чувств, что безобидными они никак не могут оставаться. Притязания "кучки", помноженные на возможности современных информационных технологий, гипнотизируют некоторую часть литературной братии и сестрии. Она, "часть", относящаяся к литературе и творчеству по принципу "что сейчас принято носить", начинает вторить "высотникам": мол, сегодня сочинять такие стихи, писать по старинке (читайте: ясно и понятно), является признаком дурного тона. Эстетствующие "модники" и "модницы" как древность, рухлядь и архаику не прочь списать со счетов даже Пушкина.
Стоит ли удивляться при таких-то делах: крушение Общего Дома, растаскивание его обломков для "независимых построек", стагнация, обрыв наработанных за 70 лет связей, железные пальцы Выживания на горле, всякого рода ревизии прошлого и прошлых ценностей, новая групповщина, сведение старых счетов между "новыми" и новых между "старыми", у каждой пташки свои замашки, насилие, разбой, порнуха, суррогат, "хорошо забытое старое", авангард, притязания, спонсоры, цеховые и меркантильные интересы, низвержение кумиров, коррупция и т.д. и т.п., — что мы, бывшие советские, но и поныне не шибко умеющие отделять зерна от плевел, не только перестали быть "самыми читающими на планете", но едва ли не вовсе отвернулись от современной литературы. Своей, "домашней". А ведь свято место пусто не бывает…
Какая же поэзия современности нужна читателям? Какая проза? Чьи сочинения народ сочтет литературой по-настоящему близкой, родной, целительной? Тех ли авангардистов, в основном стихотворцев, чьи звукокомбинации и словосочетания лишь ограниченной "кучке" доставляют "элитарный кайф"? Или тех авторов, кто не видит для себя иной жизни и иного смысла, кроме как быть верными традициям "золотого" и "серебряного" веков?
Скорее всего, истина лежит посередине, во всяком случае, не на "полюсах": "Глушить — нельзя!" Никого! Никому! Никого из тех, кто творчеством своим, так или иначе, зовет к Свету и Добру.
Ну, а трудности, преграды и препоны, видимо, за тем и существуют в литературе, чтобы неисправимые графоманы либо сходили с дистанции, либо плелись в хвосте явными аутсайдерами. Чтобы оставались в строю — и при жизни, и после! — и пробивались в лидирующую группу лишь те, кого действительно стоит читать.
Апологетов же Мрака и Зла… — Не здесь их судить.
В своих оценках не столь отдаленных перспектив (25 лет) я могу и ошибаться: не исключено, что быт наш будет еще заметно хромать, а воспрянувшие дух и сознание думающей и неравнодушной части населения возжаждут литературы — современной, домашней, настоящей. Дай-то Бог! Тогда и жизнь материальная наладится и скорее, и добротнее, и справедливее. Не зря же наши лидеры и прочие умы пробуют "толчок" за "толчком". Увы, пока тщетно. Нет в народе былого энтузиазма. Не удается "столкнуть" его из состояния "между небом и землей".
Как быть?
А догадываются ли они, нынешние лидеры, что им не останется места на политическом Олимпе, когда при созревших условиях, "низах" и "верхах" народ поймет, что надо выходить из прострации?
Собственно, процессы уже идут. Сложные. Неоднозначные. По-разному. Россия, Грузия…
Кто следующий?
Февраль, 2004
