...и плыли облака

Сидя на берегу реки, он смотрел в прозрачную воду и думал. Над ним медленно, будто танцуя белый танец, проплывали облака. Он даже мог дотронуться до них рукой. Но он не хотел этого делать, ведь тогда бы он нарушил равновесие, некое равновесие чаши весов, существующее вне времени и законов природы. Ему доставляло большее удовольствие просто смотреть на них и представлять себя таким же мягким невесомым облачком, плывущим в голубом небе.

Он любил бывать один — именно в такие моменты можно понять, кто ты есть на самом деле. Сегодня — облако, завтра — дождь… теплый летний дождь, послезавтра — утренняя роса на лепестках только что проснувшихся цветов. Можно понять и почувствовать каждой частичкой своего сознания весь окружающий мир. И, рассыпаясь на миллионы частей разноцветной радугой брызг, наполнить собой все и вся.

"Если бы я был художником, — подумал он, — я бы нарисовал картину яркой палитрой красок. Так, чтобы даже спустя много-много лет, она оставалась такой, как и в первый миг ее создания…"

Она тихо подошла и присела рядом.

Он даже не взглянул на нее, сейчас его не было здесь. Он плыл по голубой лазури высоко-высоко в поднебесье вместе с облаками.

Она знала о его слабостях гораздо больше, чем он сам — нельзя было нарушать полета фантазии. Она просто молча пыталась уловить движение его мыслей и слиться с ними воедино.

Иногда бывает очень трудно думать даже за того, кого очень хорошо знаешь. Но она знала. Знала его всегда. С тех самых пор когда они были цветами и росли рядом в такой же тишине и безмолвии.

Выждав с минуту, нежно шепнула ему:

— Здравствуй…

— Здравствуй.

— Ты печален сегодня?

— Отчего же? Напротив.

Она представила спасительный свет далеких огней за горизонтом.

— Ты…

— Тс-ссс… Тише, прошу тебя.

Он прижал свой указательный палец к ее губам.

— Ты слышишь… музыку?

Медленно повернув голову, она посмотрела в его глаза, глубокие и бездонные. И только сейчас она ясно различила, нет, не музыку, отдельные нотки. Они, словно китайские колокольчики, нежно звенели на ветру в кронах деревьев.

— Да, слышу.

— Это поет лес.

— Я знаю. Все как тогда: ты и я, те же облака, река…

— … мы были цветами…

— …и над нами распустилась радуга…

Он промолчал, выдержал паузу.

— Сегодня я был облаком.

— Да… ты плыл по небу, а солнце нежно ласкало тебя своими лучами.

— А знаешь, я видел тебя. Над тобой склонились деревья, и река омывала твои ноги журчащей прохладой...

— …ты превратился в фантазию, в мимолетный сон. — Она улыбнулась.

Он взял ее руку в свою, их пальцы переплелись. Теперь они были единым целым — слаженный организм из двух сердец, которые бились в такт друг другу, не отставая ни на секунду. Он стал ее продолжением, она — его.

— Мы всегда будем вместе…

— Ты знаешь об этом лучше меня.

— Мы всегда были, и будем вместе, даже тогда, когда все вокруг умрет и превратится в тлен…

— Да.

— …эта трава, лес. Это небо над нами…

— … и ветер, и это лето…

— …которое мы будем помнить…

— …ничто не проходит бесследно, в какой-то миг мы сейчас здесь, а спустя секунду уже по другую сторону времени. Ты ведь знаешь… конечно, ты знаешь что "вчера" — это всего лишь название, которое выдумали люди. И оно для нас ничего не значит. — Она сломала сухую травинку и кинула ее в реку. — Смотри, вода унесет ее отсюда, а когда придут дожди и осенние грозы, и мы будем сидеть у теплого камина с чашкой горячего шоколада, ты вновь вспомнишь ее и это будет нам знаком.

— Знаком? — он отрешенно внимал ее словам.

— Да, знаком. Об этом не говорят вслух, но мечтают и желают иметь в перечне необходимых вещей. — Она положила голову ему на плечо.

Музыка усилилась, и теперь она уже отчетливо различала этот хрустальный звон.

— Ты слышишь, музыка стала громче.

Он ничего не ответил и лишь еще сильнее прижал ее к себе.

"Нет слов, которые могли бы объяснить то многое, что не дано понять. Читать между строк и наслаждаться этим. Молча ждать, смотреть и видеть, чувствовать, как проносятся мимо стаи птиц. Уловить их тихий, почти незаметный для слуха крик, тающий на склонах снежных гор и в далеких цветущих долинах за рекой. Остановить время так, чтобы не нарушить его сумасшедшего движения, разделяющего предметы в пространстве. И в то мгновение, когда стрелки стремительно перемалывают тишину, посмотреть в глаза, проникнуть в самую их суть, искупаться в черных озерах и прочь, прочь навеки, навсегда, чтобы никогда не вернуться обратно. Быть облаком, быть солнцем, чем угодно гораздо проще, чем понять их данность".

— Лес дарит нам эту музыку, он пытается что-то сказать, нечто важное — то, что другие услышать не в силах.

— …все живое вокруг.

— Стоит только внимательней приглядеться к самым обыкновенным вещам. — Он наклонился и зачерпнул в горсть воды, — даже река хочет обратить на себя внимание.

Она опустила взгляд — солнечные блики, словно маленькие солнечные зайчики, играли на лазурной глади в салочки, то догоняя друг друга, то опять разбегаясь в разные стороны.

Река — дышала. Ее дыхание, теплое и размеренное, медленно поднималось над водой легкой полупрозрачной дымкой. На самом дне ее маленькие золотые рыбки, чьи бока блестели на солнце ровно зеркала, затаились среди камешков, чтобы, казалось, прислушиваясь к их разговору, понять самую суть неторопливой размеренной беседы.

— Все живое вокруг… вот что это значит. И тебе не дано подслушать их мысли. Ты можешь слышать только движение, ничего больше. Ты можешь услышать, уловить их неповторимый шепот, шорох, — она на мгновение замолчала.

Музыка своим хрустальным звоном уже касалась каждой травинки, каждого листочка на ветках деревьев, она заползала в каждую ложбинку, пряталась в каждой трещине, с каждой секундой становясь все ближе и ближе. — Ты слышишь?

— Она уже здесь.

Казалось, все вокруг затаилось и вслушивается в эти хрустальные звонкие нотки, которые несли в себе солнечный свет далеких полей, шелестящий шум прибоя, сладковатый запах созревающих колосьев пшеницы, крики перелетных стай. Музыка кружила и звала танцевать, пела разными голосами. Она забирала с собой все то, что так отягощало и навевало скуку, то, что делало окружающий мир унылым и серым, очищая душу. Она манила за собой в далекие, неведомые человеческому глазу дали.

Сначала тихая и нежная, музыка становилась все громче и громче, словно прорывалась через стену тишины, чтобы затмить ее своим присутствием. И вот, несмолкающий звук литавр уже оглашал окрестности непрерывным боем. Хрустальные колокольчики превратились в громогласные колокола, звоном срывая с веток листву, пригибая траву к самой земле. Музыка будто выставляла себя напоказ: то в ее мелодии слышались чуть заметные нотки грусти, то сразу она переходила на трубный, заунывный стон, после чего неожиданно смолкала на секунду, и все начиналось заново. В этом шуме и гаме, стоило лишь чуть-чуть прикрыть глаза, можно было услышать бесконечность, ее пространный тревожащий голос. Он разливался над лесом, над далекими полями и долинами, привнося в этот необузданный ритм свой, не похожий ни на что.

Музыка растрепала ее волосы. Музыка продолжала кружить в одном понятном только ей хороводе. Но она только сильнее прижималась к его плечу.

— Не бойся, скоро все закончится. — Ей показалось, что он улыбается. — Не бойся, — он погладил ее руку. — Такое бывает редко... очень редко.

Внезапно солнце, такое близкое и такое далекое одновременно, пропало за облаками, махнув, как будто рукой, своими лучами на прощание. И вдруг все смолкло. Их опять окружала тишина, которая, казалось, сбила с ног. Вдруг, вот так неожиданно, вместо шума и гама, вместо хрустального звона и свиста ветра она появилась вновь, заполонив собой весь мир.

— Даже солнце спряталось. Может и нам пора? — Она явно ничего не почувствовала, продолжая внимать той оглушающей, но уже неслышной человеческому уху музыке, которая еще мгновение назад раздавалась над долиной.

— Подожди… разве ты не слышишь?

Она повернула голову на его голос.

— Что, что должна я услышать? — она взволнованно прислушивалась, боясь пропустить что-то важное.

— Опять… — он пристально смотрел в небо, еще крепче сжимая ее руку в своей.

— Что опять?

— Ты слышишь… эту… тишину?

Только сейчас она уловила, что музыка давным-давно прекратилась, растаяла и исчезла, как будто и не было ее, в напоминание о себе оставив лишь чуть примятую траву под ногами.

— Ты слышишь? — Он слегка одернул ее за руку. — Теперь ты слышишь?

Она, так же как и он, подняла голову и пристально вгляделась в белые облака, которые бежали по лазурной синеве высоко-высоко над головой.

— Как странно — солнце уже почти село за холмы, а небо все еще такое же голубое, как и было днем.

— Странно?

Ей показалось, что его мысли парят далеко от него самого.

— А ты знаешь… — Он вдруг перевел свой взгляд на нее. — Знаешь, что люди могут летать, плыть по небу, купаться в этой нежной лазури так же, как и эти белоснежные облака над нами? — Он замолчал и, осторожно, чтобы ни на мгновение не причинить ей вреда, взял ее под руку.

— Держись! — крикнул он и оттолкнулся от земли.