Карусель
Алена Гайдыш
Карусель
Там было плохо.
Жарко и мокро, как в финской бане.
Только в баню не ходят на шпильке, в огромной пушистой шапке.
Жестокость перьев — норовят врезаться во влажность накрашенного глаза
аккурат между ресницей и ресницей.
Назойливо прилипнуть к жирной красноте губ.
В баню не ходят в синтетике сверкающих тряпок
— там тихо и таинственно,
а под рукой мягкое полотенце и бутылочка "Балтики".
Но главное: баню
— только пожелай —
ты покинешь в любой момент.
...отсюда ты уйдешь только когда те, кто мог идти, ушли.
И унесли тех, кто не мог.
Когда официант станет доедать одинокие креветки,
а повар уснет,
бросив
седую голову
между куропатками и гусиной печенью в малине.
Тогда стянуть с влажности тела
серебряную кожу,
бросить в сумку.
Перекинуть через плечо и убежать в черноту свободы.
Завести старушку с третьего раза
и ехать, бесстрашно оставляя
желтоглазые светофоры
за костлявой спиной.
Встречая рассвет мутью зрачка.
Этот нехитрый план будет вертеться между извилинами тупеющего мозга,
поблескивая обманом надежды.
Пока белый свет будет сжигать и без того пылающее тело.
Пока дым не забьется в глубь носоглотки.
Поселится навсегда...
... мозг рассорился с телом — они не разговаривают.
Механичность ног: аттетюд, шаг, еще один. Правый каблук заблудился в золоте юбки.
Зубы наверняка в помаде.
Мат Эдика сквозь стон Стинга — опять не поймал солистку.
Улыбается весело и зло.
Батман (что за дрянь под ногой...), поворот, еще...
...в холодильнике мороженое. На верхней полке в углу.
Пять лишних фунтов — и прощай работа...
...отмороженные рожи...
Лирическое настроение.
На балконе кто-то клянется в обладании золотыми шахтами.
Если судить по толщине шейной цепи,
не врет.
мужик в "Versace" выплясывает "Лезгинку".
Дивный компотик.
А получается.
Не забыть: на четвертом такте голову назад не закидывать — у Татьяны шея болит.
Этот карапуз сейчас точно под ноги попадет
— что за идиоты ходят с детьми в рестораны...
"...иди поиграй на хайвей...",
как говорит барабанщик.
Ну, конечно... говорила не закидывать — нашлась испанка!
Ладно, не заметили...
Гримерка. Коже не стынется, горлу — не пьется.
Незамысловатый маршрут ресторан-дом
печатается пунктиром
где-то в подкорке.
— Ир, ты как?
— Как, как... Я с этим безруким не работаю больше. Самому б на четыре кости загреметь!
Эдик вяло отшучивается. Не в первый и не в последний.
Раз.
Нахлобучить улыбку поверх костюма
— Вперед!
Порой кажется, что ад выглядит именно так:
сверкающая сковорода сцены,
мерзкие профили людей-чертей.
Вертятся вокруг тебя, скалясь в лицо
или
равнодушно отворачиваясь. Жадно пережевывая
то ли салат "Оливье",
то ли мертвые души.
Грохот музыки превращается в треск поленьев,
отсветы прожекторов — в блики адского пламени.
Шабаш вертиться вокруг с дикой скоростью,
глаз схватывает лишь фрагменты:
жирную складку на боку,
жадность челюстей,
похотливость глаз...
И жарко.
Боже! Мне жарко!
Но слишком велик.
И равнодушен.
Зато у входа — знакомый силуэт с косой.
Наслаждается пиршеством.
Глотает
лихорадку скул.
Блеск глаз.
Хрип грудей.
Для нее пляшет красавица в норке, играет оркестр.
За нее поднимает бокалы скопище патологических счастливцев.
Любит смотреть на эту блестящую карусель...
Красочный зверинец.
Вокруг ржавчина клетки, дрессировщик бьет кнутом в кровь,
а душа порой тонет в тоске
— непонятной, заставляющей просыпаться
и выть
на голый желтый диск...
Зато когда дают поесть,
веселы и счастливы.
И готовы скакать в упоительном, диком танце.
Забыть.
...бежит по кругу, сверкая.
Веселье музыки, мелькание
Лиц
Мест
Чувств
Мыслей.
Выпасть из круга в снег
— опаленной кожей —
окрасить глаза в цвет невинности.
Забыть.
Уплыть.
Пропасть... Припасть к Земле, слиться в одно, раствориться...
С ужасом!
Увидеть в Ней — верной, мудрой, родной —
третью голубую бусину в очередной
— гигантской —
Карусели.
© Алена Гайдыш