Половинки

И вот наконец командировка окончилась. Ура-ура! Прощай, Африка, прощай, экватор! Мариаша торопится. Как попало бросает в сумку вещи… Скорее, скорее, скорее. Еще несколько часов, всего несколько часов, какая разница — десять или двадцать, — и она будет дома. В своей промозглой, милой сердцу среднерусской осени. Еще немного, еще несколько часов терпения…

И вот еще одно, теперь уже в обратном порядке, мелькание транзитных аэропортов. Самолеты словно замирают в воздухе. Мариаше поминутно чудится: бегом, на своих двоих, было бы куда быстрее. Ерунда, конечно. Но как, как поторопить это застывшее время?!

1.

Вообще-то Мариаша болтливой не слыла. Прежде чем что-то сказать, она обдумывала, стоит ли это делать.

Однако возникали и в ее жизни те счастливые моменты, когда непременно хотелось поделиться ими с кем-то: пусть кто-то еще порадуется хорошему вместе с Мариашей. Мариаша — это упрощенное от торжественного Марианна.

Мариашей в детстве называл ее отец. Его не стало, когда Мариаша училась в первом классе. Она плохо помнила отца, а когда пыталась вспомнить, образ получался нечетким, только расплывчатый силуэт…

Но атмосферу легкой радости, созданную отцом, она ощущала всегда, когда ей вдруг отчего-то становилось счастливо. И этим вновь хотелось делиться с кем-то особенно близким… Ей желалось, чтобы хмурые лица, односекундно улыбнувшись, улыбались как можно чаще…

В последний год ее переменчивой жизни количество таких моментов качественно возрастало. Теперь Мариаша радовалась им про себя. Ей почему-то расхотелось делиться ими с кем бы то ни было. Мариаша не докапывалась до причин. Теперь своему хорошему она радовалась в одиночку. Такая вот… "фишка".

Мариаша сияла навстречу миру своим полукруглыми с просинью глазами и не поддавалась на провокационно-любопытствующие вопросы тех, кого по непонятным причинам ее счастливый вид выводил из себя. Правда, в близком Мариаше окружении таковых не было вовсе. Что же до окружения далекого, то у кого их нет — явных или тайных недоброжелателей!

— Все сияешь! — подтрунивали знакомые.

Мариаша согласно кивала. Или отшучивалась:

— Уж лучше сиять, чем плакать.

Никто и не спорил.

Сияющая Мариаша нравилась себе. На осторожные восхищенные вопросы об истоках таких перемен отвечала молчаливой улыбкой да загадочными, нарочито многозначительными взглядами различной "конфигурации" или неопределенными жестами. У каждой привлекательной женщины с течением лет постепенно накапливаются свои мимико-двигательные "завлекалочки".

Мариаша сияла, становясь день ото дня красивее.

— Ты что, влюбилась? — удивленно вопрошали знакомые.

Мариаша в ответ разводила руками. Уж она-то знала наверняка: особых причин для сияния не было. Влюбилась? Не влюбилась? Да пусть себе домысливают. Так интереснее!

Честно Мариаша отвечала только себе. Всегда одно и то же:

— Вот что значит быть в ладу с собой!

Быть в ладу с собой Мариаша после того, как самостоятельно освоила эту премудрость, старалась охотно и искренне научить других.

И огорчалась, даже слегка страдала, когда плачущиеся в ее "жилетку" удивленно оглядывали ее. Позже Мариаша "въехала" в суть подобной реакции. Бесспорно, они хотели не выговориться и отыскать при помощи Мариаши мирный путь к себе. Им было необходимо "плачущееся" состояние само по себе. Странно, думалось Марише, как она раньше не догадалась! Стоило ей разобраться в незатейливых хитросплетениях чужих эмоциональных всплесков, ей тотчас же стало весело. И она изменила тактику.

Поначалу плоховато скрывая улыбку, Мариаша молча, с печалью на лице, качала головой, всплескивала руками. В общем, училась делать то, что ожидала от нее противоположная сторона. А, научившись, не считала сие лицемерием — она же искренне желала помочь. Такие вот у Мариаши складывались жесты. Никого она ими не "завлекала". Скорее, привлекала, прослыв сердобольной, ласковой, душевной. Это не было неправдой. Перечисленные качества входили в число добродетельных свойств ее характера…

Неисправимая оптимистка.

Она улыбалась. Она почти всегда улыбалась. Она научилась не допускать публичности своих слез. Когда слезы частенько закипали у глаз, Мариаша улыбалась, молясь про себя: "Только бы суметь промолчать, сохранить улыбку и не расплакаться…"

Оглядывая себя в зеркалах, видом своим Мариаша обычно была довольна: рост выше среднего, фигура не идеальная, но ничего себе — в ней ли дело! Прическа тоже всегда в порядке. Легкая уверенная походка дополняла образ благополучной, довольно молодой и весьма серьезной женщины.

Так было не всегда.

2.

До сих пор Мариаша была и оставалась Мариашей лишь для своих. Для близких ей людей. Она имела свое разделение тех, с кем общалась: любимые, близкие, хорошие знакомые, просто знакомые, сослуживцы, начальство, герои ее телерепортажей. И наконец, те, кому вполне прилично было полуулыбкой кивнуть издалека.

Любимых было — раз-два и обчелся. Первенствовали сыновья-близнецы. Они не особенно докучали матери. Какие-то не по-современному сверхцелеустремленные, эти подростки с утра до ночи чем-то были заняты. Изучали сразу два иностранных языка, одним из которых был японский! Много читали, занимались спортом, слонялись по очереди в Интернете. Формировали себя, короче. Они рано поняли, что в жизни большей частью приходится надеяться на себя. А может быть, на это, сама того не подозревая, повлияла Мариаша с ее разложенным по "полочкам" временем и сверхжесткой самодисциплиной.

В числе любимых людей были мама и школьная подруга. Мама, уйдя на пенсию, уехала в родной город детства и подрабатывала корректурой на дому. С дочерью перезванивалась и обменивалась письмами.

С подругой Мариаша общалась в основном по телефону. Приблизительно раз в год они собирались за бутылочкой чего-нибудь не слишком крепкого. Подолгу разговаривали и вновь разбегались — звали неотложные дела.

А еще раньше среди любимых был муж. Однажды он, обычно замкнутый в себе, высказался. Все! Какие-то ненормальные, все они ему надоели. Живут, будто не от мира сего! Особенно несносная донельзя Мариаша! С нескончаемыми фейерверками событий, идей, процессов их претворения в конкретные результаты!

— "Несносная"? — растерянно переспросила тогда Мариаша, старательно вникая в смысл его слов.

— Да! Несносная! У всех семьи как семьи! У всех жен нормальный распорядок! У всех дом и работа! У тебя — всегда аврал!..

"Аврал, аврал, — повторяла Мариаша, стараясь успокоиться. — Аврал… Да, несомненно, он прав. Но я все успеваю по дому. У меня всегда приготовлено. Постирано. Выглажено. Неужели он не замечает, как сильно я устаю и к концу недели просто валюсь с ног? А ведь мне еще нет и тридцати… Я даже в выходные не могу выспаться…" Но промолчала. Кто же объясняет очевидное?

— … А дети?! Куда ты их ведешь? В какие высшие сферы готовишь! Они детства не видят! Бегали б себе на улице! А то день и ночь заняты, ни поговорить, ни чего другого! Языки! Спорт!.. Спецшкола!.. Ох, ох! Мы не такие, как все, мы особенные! Противно!!! — рявкнул он и метнулся к двери.

Так, одномоментно собравшись, муж и отец покинул свое "чокнутое" семейство. Он вернулся в отдаленный райцентр, откуда прибыл в год знакомства с Мариашей. И начал новую жизнь. Он уехал, прихватив с вещами и Мариашино равновесие. Она же не интересовалась, как он и с кем он. Предательства выражаются по-разному, в том числе и безучастием в судьбах близких, равнодушием к тем, с кем живешь бок о бок, самоустранением от всего…Тогда же Мариаша вычеркнула его из списка любимых и просто знакомых людей.

После того накаленного вечера она много месяцев старалась обрести твердь под ногами в виде хотя бы чьей-то крохотной поддержки. Но никого из тех, кому захотелось бы излить душу, рядом не оказывалось. Не было таких, кто бы понял ее метания и тоску без морализаторства и нотаций.

Нет, Мариаша не по отцу своих детей тосковала — по нему она не тосковала вовсе. Тосковать было некогда и незачем. Слишком разными они оказались людьми во всем, но особенно в понимании чувства долга и перед детьми, и перед собой, и друг перед другом. Все это и выявил их почти мгновенный брак после трех дней знакомства. Что тогда рассмотрела в статном красивом блондине, приехавшем в город устраивать свою судьбу после первого развода, восемнадцатилетняя девочка? Куда затем подевались те увиденные ею качества? Не принимала ли она желаемое за действительное? До тех пор, пока в душе Мариаши теплилась любовь, она приспосабливалась к совмещению всех обязанностей. Но… У мужа были другие взгляды на семейную жизнь, какие-то домостроевские. Заботы о семье вскоре полностью легли на Мариашу. А ведь она еще и училась в университете, а маленькие дети?!. В общем, постепенно все менялось. И не удивительно: терпение когда-либо иссякает. Любовь ушла. Когда ушел и муж, Мариаша, проглотив горечь обиды, продолжила собственное формирование, быстро привыкнув к единоличной ответственности за семью. Первой заботой стала забота о заработке. Слава богу, дети росли почти беспроблемно. Мелочи не в счет.

Затем с небольшими интервалами у Мариаши появились, как ей тогда казалось, еще два любимых человека. В конечном итоге короткие увлечения ни во что не переросли.

По-прежнему оставаясь для близких-любимых Мариашей, изо дня в день она дисциплинированно шагала, ползла, карабкалась, бежала по жизни, вновь и вновь пытаясь обрести лад с собой… Легко ли это?!

3.

События последнего года выкристаллизовывались не спеша. Теперь уже можно утверждать без опасения ошибиться, что скорости они могли бы и прибавить. Дороги обоих участников оказались свободными от всех видов движения. Рулить по ним возможно было без ограничения скорости. Выяснилось это значительно позже, когда события приняли достаточно четко очерченную форму. Что ж, "большое видится на расстоянье".

Начиналось же все более чем обычно.

С трудом получив согласие на интервью, Мариаша тщательно обдумывала предварительные вопросы: для "затравки" беседы, для ее углубления. Придумала "экспромт" на случай легкости общения и шутку для разрядки напряженности, если вдруг таковая возникнет. Мало ли что! На предприятии, занимающемся разработками и испытаниями новых технологий, посторонних скорее не жаловали, чем радовались их заинтересованности в себе. Встречали вежливо, но дипломатично-отстраненно. У директора была своя метода определения степени доверия к новичку и необходимости продолжать знакомство:

— Я должен посмотреть на человека лично. Заглянуть в его глаза. Обычно первое впечатление бывает самым верным.

Конечно же, Мариаша не догадывалась о методе директора. Но — придерживалась тех же принципов. Ее первое впечатление почти всегда впоследствии подтверждалось

Приехав к новому "герою" за интервью, Мариаша отметила индивидуальность его внешности: не красавец. Но что-то такое в нем было… Что-то притягивало к нему. А улыбка! Море обаяния!

"Симпатичный", — автоматически по привычке отметила журналистка. Внутреннего напряжения не возникло. Она зафиксировалала и это, определив "новичка" в пространный список "героев" своих материалов.

Вскоре по инициативе директора последовало еще несколько кратковременных деловых встреч и одна большая работа. Пока работали, Мариаша отметила про себя некоторую потребность в нем. Да и группа время от времени незлобиво подшучивала над ними.

Атмосфера телесъемок напоминала Мариаше ту, из детства, когда присутствие отца всякий раз рождало атмосферу любви. Потом, без отца Мариаше так не хватало ее тепла и красоты.

И вот через столько лет Мариаша ощущала то же самое. И уже в начале съемок поняла: после их окончания все три дня ей будут вспоминаться еще долго. Летние дни яснее просматриваются сквозь дымку зимних морозов… "Лето — это маленькая жизнь…"? А эти три дня? Это — тоже маленькая жизнь? Или ее необозримый океан?..

И осень?.. Что такое — осень?.. Что представляет собой новогодье? Зима? Время года? Или, все вместе взятое, — сродни мысленным полетам на другие планеты? Или же — жизнь во всей ее необозримости?

А чем же были тогда ее редкие деловые звонки ему? Звонки, коим он радовался (она это слышала), как ребенок (он это знал)? Его теплые интонации усиливали привлекательность ее голоса и привлекательность внешнюю. На деликатные вопросы о причинах Мариаша по-прежнему отвечала без слов. И повторяла в одиночку:

— Как здорово быть в ладу с собой…

Чаще Мариаша набирала его номер вечером, в самом конце рабочего дня, предварительно подготовившись. Она должна быть точной и корректной. Потому заранее определяла день, час, тему звонка.

Мариаша с удовольствием общалась бы с ним, пусть телефонно, но гораздо чаще. При условии его прямо выраженного пожелания того же. Ничего подобного он не предлагал. Она же не испытывала изнуряющего ожидания временного разрешения для такого звонка, обусловленного, как же иначе, — делами!..

Мариаша не ощущала привязанности к телефонной тяге, когда мучительно не можешь не позвонить и когда не в состоянии не звонить. С такой зависимостью справиться тяжело. Она уже это проходила и противилась повторению изматывающего душу ожидания и выдерживания хотя бы видимости внешних приличий.

Не зависящая от телефона, Мариаша не сомневалась: когда она решится позвонить, это будет приличным. Проходили, пробегали, мелькали дни, недели. И вновь Мариаша загодя начинала чувствовать приближение момента, когда она заранее определит час и тему звонка.

В тот благословенный день, работая, как трактор, Мариаша с утра знала: вечером она вознаградит себя.