Икра

Пришлось мне как-то раз ехать автостопом в один провинциальный городок по своим журналистским делам. Поймал я на дороге грузовичок, каких немало колесит по бескрайним российским дорогам и еду довольный, что так всё хорошо обошлось. А за рулём мужичок, лет сорока. Папироской дымит, на меня не глядит и всё больше молчит. Чтоб хоть как-то разговориться, а путь предстоял не близкий, говорю ему, что, мол, заплатить за проезд у меня нечем, журналистские командировочные сами знаете, какие, но могу презентовать баночку красной икры. Я всегда вожу с собой какой-нибудь "презент", на всякий пожарный случай. Водитель поперхнулся дымом и закашлялся. И тут я заметил, что верхних передних зубов у него и нет. Он поймал мой вопросительный взгляд, улыбнулся, стыдливо прикрывая рот ладонью, и говорит:

— Да вы не удивляйтесь так, икру эту я на вид терпеть не могу, заберите её себе. Я вас и так довезу.

— Спасибо, конечно, — отвечаю, — только неужели водители сейчас так много зарабатывают, что от икры нос воротят?

— Дело не в этом, — сказал он и опять замолчал, уткнувшись взглядом в ветровое стекло, и сурово насупился.

Чтоб как-то разрядить неловкую атмосферу, говорю ему:

— Вы не сердитесь так, мне как журналисту буквально всё интересно, хотя соглашусь, что о заработках сейчас спрашивать как-то не прилично. Меня зовут Пётр Алексеевич, можно просто Петя, мы ведь с вами почти одногодки. Так?

— Слава, — ответил он и протянул мне ладонь. — Не люблю я вспоминать эту историю, но вам, так уж и быть, расскажу. Может, как журналисту, она покажется вам и неинтересной...

— С удовольствием вас послушаю.

— Дело было на Дальнем Востоке. Лет двадцать назад служил я в одной танковой бригаде, что располагалась на Камчатке. Так вот на двадцать русских приходилось в ней восемьдесят не русских.

— Ну, это почти нормально для многонациональной Советской армии, — говорю я.

— Ну да. Нормально. Только за русских у нас считались и прибалты, и кавказцы, и все братья славяне, и даже евреи.

— Стоп, а кто же тогда не русские?

— А все китаёзы, как мы их называли! Зубов я, ведь, не по своей воле лишился, выбили они мне их прикладом автомата…

— Да, вы что?

— Над парнишкой одним из прибалтики они надругались. А ему в наряд заступать, значит, на охрану вверенного объекта с оружием в руках.

— Так он, что сбежал, расстреляв своих мучителей? Не первый, да и не последний, увы, случай…

— Нет, не сбежал. Не так был воспитан. Хотел сам застрелиться, да силы духа не хватило. Вынул он тогда из автомата штык-нож, да и отхватил им себе большой палец.

— А зря. Надо было посчитаться с обидчиками! — не выдержал я.

— Легко сказать! А трибунал? По тем временам сор из избы не выносили

и отвесили бы парнишке на всю катушку. Это сейчас, чуть что, так ваша журналистская братия поднимает крик на всю вселенную. Набегают с камерами, да потом в новостях со всеми подробностями всё показывают. Трупы и лужи крови.

— Согласен. А икра? Икра здесь причём?

— Объелся я тогда этой чёртовой икрой там по самое горло, на всю жизнь хватило.

— Что, в солдатской столовой давали?

— В солдатской столовой давали клейстер — картофельное пюре из порошка.

Да хлеб по два куска в одни руки. Но как-то раз в самом начале короткого лета послали наш полк на учения. А дороги на Камчатке, сами знаете, какие, но на танке проехать можно. Прибыли мы на место дислокации, разбили палаточный лагерь. Неподалёку от лагеря оказалась речка. А в ней горбуши видимо-невидимо на нерест идёт. Командиры наши сразу сориентировались на местности, да на лов той самой горбуши снарядили солдат первогодок. Но не рыба им была нужна, рыбу офицеры приказали выбрасывать, а вот икру засаливали целыми вёдрами. Так прошло две недели, закончились учения, а вместе с ними и запасы провизии. Но тут, как на грех, начались проливные дожди. Да такие сильные, что дороги быстро размыло и о возвращении в расположение части на время пришлось забыть. Мой танк, а служил я механиком-водителем, тогда застрял в грязи, вытаскивая другой танк, по самую башню.

— И долго это продолжалось?

— Неделю. Спать мы перебрались на второй ярус, первый уже залило. Из палаток почти не выходили. Только уже через три дня есть стало нечего. Мука, какая и оставалась, вся размокла. Сухари закончились. Тогда командиры и приказали нам есть эту чёртову икру, чтобы с голоду не подохнуть. Поначалу кое-кому она даже понравилась, некоторые шутили, вспоминали "Белое солнце пустыни". Мы, ведь, тоже ложками её ели, из мисок, без хлеба. Но на второй день есть эту дрянь без хлеба стало просто не возможно. Ты её туда, а она, подлая, оттуда. А офицеры, которые за жизнь и здоровье личного состава несут полную ответственность, над душой стоят, и буквально уже упрашивают:

— Ну, ребятушки, ну ещё ложечку, за папу, за маму…

— А чем же закончилась вся эта история? — спросил я.

— Очень просто. Дожди внезапно прекратились, и жаркое солнце быстро всё просушило. Танк мой ели откопали, буквально из-под земли, а затем вытянули другим танком. Но с той самой поры, стоит мне только взглянуть на эту проклятую икру, сразу срабатывает рвотный рефлекс. А баночку вашу я всё же возьму — презентую при случае какому-нибудь гаишнику.