Адепт ибантантизма

[Даша]

История сия прожита была в палестинах, столь далеких от жаркого дыхания Самарканда, что оно не только не ощущалось, но и считалось вещью, хоть и существующей, как например, Гавайи или египетские пирамиды, но все же абстрактной. Город, холодный, воздвигший башни свои и залы на берегах полноводной огромной реки. Город, надежно укрывшийся от мира за грядою Уральских гор. Сегодня, двадцать четвертого дня второго месяца седьмого года третьего тысячелетия народонаселение приближалось к отметке в миллион душ. Когда-то, лет этак двести восемьдесят пять назад появился завод, разросся, заимел инфраструктуру, постепенно приобретая сегодняшние черты. Правда, дух завода навсегда поселился здесь. Он ощущался во всем. Стоило чуть отдалиться от центра, и неминуемо попадешь в промышленный район, и все-то там не радовало глаз: обшарпанные громады цехов, трубы-исполины, плюющие в небо прогорклый дым, трава, какая-то иссушенная, доживающая последние дни. И все это на фоне свинцового неба. Мгла. Не ясно только одно: то ли небо скорбит свинцовостью своей по заводам, то ли заводы за несколько столетий все же умудрились заплевать небо. Человек чувствительный, не просто эмоциональный, а когда высокий разум сплетается с разноликой чувственной палитрой, наблюдая сей безрадостный пейзаж, будет поражен дичайшим контрастом и нелепым соседством мысли человеческой и мысли божьей.
В том городе жил Вадим. Жил уже четверть века. Учился, любил, но чаще страдал. Если к страданию применимо слово «хобби», то это было хобби Вадима. Однажды в ничем не примечательную ночь Вадим, предварительно купив бутылку вина, забрался на самое высокое здание города. Пострадать всласть, напоследок, погрозить кулаком холодным звездам и умилиться банально-величественной панораме, которая открывалась с тридцать второго этажа. Затем, ессно, броситься вниз, оборвав свою земную юдоль.
У Вадима были довольно сложные отношения с высотой. Она пугала и манила одновременно. И до последнего времени неизвестно, какое из этих чувств было сильней. Теперь же желание ощутить полет, пусть и ценой жизни, стало невыносимо. Но где-то в глубине, словно тлеющий уголек, теплился и трепетал страх.
Вино было для него. Вадим знал свою подлую натуру. Знал, что страх непременно выползет, и решил залить его вином. С присущим ему странноватым юмором выбор пал на крепчайший кагор. Все было готово. Оттягивать дальше – проявлять малодушие.
Вадим подошел к краю. Как всегда, в минуты возбуждения внутри запела струна. Где-то на уровне солнечного сплетения. Вадим сел, свесив ноги в бездну. И неожиданно для себя задумался. Сказывалось действие вина и впервые – четкое и ясное понимание того, что задумался в последний раз. Глядя на россыпь фальшивых огней, ужасные по своей архитектуре здания, изредка проносящиеся автомобили, Вадим вспоминал, как и любой на его месте, будь то благообразный старик на смертном одре в окружении внуков, или солдат, обреченный на неравный бой, или преступник, белыми губами выкрикивающий: «Пейте какао Ван Гутена!». Вспоминал пять школ, которые он сменил, переезжая с места на место вплоть до десятого класса. И вечные драки с приставкой «Кто на новенького?», и как впервые задрожала струна. В тринадцать лет в очередной школе, поняв, что с ним не справятся поодиночке, одноклассники решили напасть коллективно, после школы. Вадим помнил это, как вчера. Сладко и страшно запела струна, такое не забывается, как не забывается первая женщина. Они задирали его толпой, девочки смеялись. Вадим не был трусом, но их было слишком много. Класс, весь класс ненавидел его. Злобные смеющиеся лица, портфель, с таким трудом купленный, пробивший дыру в семейном бюджете, изорванный и оплеванный валялся в луже. Он стоял в центре этой орущей, визжащей толпы, опустив голову, с каменным лицом. Его били, щипали, кто-то выдрал клок волос. Именно тогда, доведенный до последней степени унижения, сгорая взрослой яростью, Вадим ощутил и услышал струну. Он в удивлении повел головой, звук становился громче и пронзительней, но никто ничего не слышал. Звук становился тоньше, визгливей. Пространство вокруг подернулось дымкой, очертания расплывались. В этот момент кто-то сильно ударил Вадима по затылку. Струна с ужасным визгом лопнула, пелена превратилась в тьму.
Очнулся он минут через десять. Повсюду лежали тела, избитые, но живые. Девочки разбежались. Одна из них, самая впечатлительная, пришла домой с седой прядью. Отец и мать ругались. Из школы попросили. Второй раз струна задрожала в шестнадцать лет. Отец пришел пьяным, начал ругаться, его не устраивала успеваемость сына, его достижения на спортивном поприще (Вадим занимался каратэ), и что намного важнее – собственная жизнь. Выслушивая упреки, сопровождаемые подзатыльниками, Вадим страдал, погружаясь в себя, абстрагируясь от реальности, и пропустил, оставив без ответа, несколько отцовских вопросов. За что был немедленно избит ремнем с пряжкой (серп и молот). Под занавес экзекуции запела струна. Три месяца отец приходил в себя, лежа в клинической больнице, сращивая ребра, челюсть, руку. Они продолжали жить под одной крышей, безукоризненно вежливые друг с другом, но неизменно холодные. Мать, женщина тихая, забитая, рано постаревшая вследствие постоянных бытовых неурядиц, не способствовала их примирению.
В том же году Вадим впервые влюбился и увлекся литературой. Второе вытекало из первого. Девушка была начитанна, интеллигентна. Надо было соответствовать. Прошло полгода и Вадим с горечью и удивлением осознал, что книги он любит гораздо больше, нежели ту девушку. Обладая богатой фантазией и незашоренным разумом, он все глубже и глубже погружался в миры интересные, но иллюзорные. Все, что могло стать между ним и этими мирами, автоматически превращалось в досадное препятствие. А препятствия, как известно, надо устранять.
Окончив школу, Вадим устроился на стоянку охранником. Выбор был продиктован возможностью читать на работе. К двадцати годам Вадим прочитывал книгу в пятьсот страниц за два часа. И это было гурманством. Он мог быстрее.
Выстроив четкую систему ценностей, в которую входили книги, каратэ, работа и ежемесячные посещения борделя, Вадим сделался человеком, совершенно довольным жизнью. Затем в систему ценностей плотно вошли кинематограф, музыка, табак и марихуана. В конце концов, если граф Монте-Кристо и Боб Марли позволяют себе это, рассудил Вадим, то и мне позволительно.
Если бы вас в то время занесло на западную окраину города и вы прошли бы мимо единственной стоянки и пристально вгляделись в небольшую будочку, залитую желтым светом, то увидели бы симпатичного морщинистого человека, уютно устроившегося в обшарпанном кресле с книгой в руке и бокалом вина на столе.
И ничто не поколебало бы сего мирного существования, так бы и текли дни, недели, месяцы , но на двадцать четвертом году жизни вновь запела струна.

[Даша]

Это начало, к тому же не мое, а одного знакомого дервиша. И тем не менее, буду рада любым отзывам.

[Юлия]

На мой взгляд несколько вычурно. Но по большому счету стилистика повествования мне нравится. Хотелось бы увидеть продолжение...

[Даша]

Юлия! Да Вы любительница продолжений!

здесь действительно продолжение есть, находится в состоянии доработки. Как только мой дервиш закончит, оно сразу будет представлено Вашему вниманию на этом форуме!

[Юлия]

Милая Даша! Судить,да и вообще ПОНЯТЬ произведение,можно лишь перелестнув Последнюю Страницу.Посему люблю Законченность. Укажите на то своему дервишу. Заранее благодарю!


Человек одинок.Как мысль,которая забывается.Помни....


Юлия

[galanik]

Здравствуйте, Даша!
Случайно забрела на этот форум, и мне здесь понравилось.
Что такое ибантантизм?

Написано наивно, по-юношески, но на хорошем, вполне грамотном уровне.
Я бы выбросила (или перенесла в другое место) весь первый абзац - описание города. Непонятно, к чему поминаются заводы (скучная панорама жизни?)
Начать лучше со слов "И в этом городе жил Вадим" (с этой мысли). Зачин вообще должен быть энергичный, хватать читателя и не выпускать.
Немножно нереальный ГГ, все-таки женщины не очень хорошо разбираются в мужских реакциях.
Хотелось бы разбить на абзацы, в некоторых местах так и просится пауза.
Но - посмотрим, что будет дальше.

УДАЧИ!

[Даша]

Спасибо от меня лично за критику. Ответ моего дервиша передам позже. ))

Хм... galanik, а это как раз-таки писал мужчина. Ну... не то чтобы мужчина... 22-летний молодой человек.

[galanik]

Хм... galanik, а это как раз-таки писал мужчина. Ну... не то чтобы мужчина... 22-летний молодой человек.

Хм... Даша, значит я плохо разбираюсь в мужской психологии. (Краснею). Но 22-летний молодой человек - это не подросток и не мужчина солидной наружности, а просто МУЖЧИНА! Интересно, что он скажет?

Мои размышления это не критика. Я не считаю себя вправе, появившись на сайте, сразу кидаться с разносом. Да Ваше произведение и не заслуживает отрицательных отзывов - оно вполне на уровне!

[Юлия]

Хде продолжение?