Иной путь

— Уж как были все вы нехристями, так нехристями и остались!.. Всё ваше семя! Прости, Господи! — взбешённо сотряс воздух священник.

Лицо учителя растянулось в блаженной улыбке:

— Ну как же ты прав! Ой, ну как же ты прав, святой отец!

— Дед твой — безбожник, отец — безбожник, а ты... ты и подавно... И говорить нечего!.. — батюшка аж задохнулся от гнева и отвернулся от опротивевшей ему физиономии проклятущего просветителя на пенсии.

— Ну, а как же иной путь, отче? — учитель игриво подёргал своего неприятеля за тяжёлую рясу.

— Никакого иного пути нет! Путь у нас один — путь Христом начертанный! — твёрдо молвил распалённый поборник христианской веры, а головы так и не поворотил.

— А не спорьте вы! — вмешался тут дед Стоимен. — Прав ведь учитель! Вот я всё дивлюсь, батюшка: как же это тебя угораздило прожить бок о бок с нами... уж и подумать-то страшно сколько с гаком лет!..

— А ну, давай, дед!.. Давай-ка, утри попу нос! — оживился тут наш народец.

— Когда-то, давным-давно, все мы были одним целым! И были мы тогда настоящей силой! — торжественно изрёк старец.

— Да неужели ж ты ещё и те времена помнишь?! — язвительно ухмыльнулся священник.

— А всё равно, что и помню! Слышал я про то от своего отца, а тот — от своего и так далее... Значит, знаю я точно, что были все мы одним целым! И была у нас тогда своя крепкая вера! Мы единственные из всех народов создали державу для равных среди равных, по своему особому соображению, по своим законам. А потом пришли попы и нас разделили. И вот, большинство поверило в твоего Бога, святой отец, но кое-кто...

— Богохульствуй... Давай-давай, богохульствуй... — горько процедил священник и угрожающе затряс шевелюрой.

— ...Кое-кто всё же в новую веру так и не перешёл, да только и нашу-то — исконную — подзабыл со временем... Вот эти кое-кто и есть по-твоему безбожники да Фомы неверующие. А если без церемоний, батюшка, то ты тех так величаешь, кто в твоего Бога не верует. Я тебе вот что скажу: вера она у всех есть — на виду ли, глубоко ли в душе... — всё одно.

— И во что-же верят твои заблудшие овечки? — насмешливо осведомился святой отец.

— Да уж и не знаю, как это тебе и объяснить... Ты ведь — безбожник по-нашему-то... — дед Стоимен почесал загривок и смиренно опустил голову.

— Несешь всякую ахинею! Эх ты, нечестивец!..

— А ты сам-то вот подумай, что нам за прок в твоей вере. Ведь было на наших землях государство византийского образца? Было! Было да сплыло — рухнуло под напором османцев! Потом примерили мы на себя европейские одёжи. И что же? Пришли коммунисты и мигом всех переодели! Всю нашу Европу прахом пустили — камня на камне не оставили. Стали мы наново огород городить — по-коммунистически. Только, значит, огородили — американцы уж тут как тут! И эти — со своими порядками... Так вот и получается: всё, что мы по чужим законам да с верою в чужих богов пытаемся соорудить на нашей земле — всё это не про нас. Кругом — чужая воля: одни нас под себя кроят, другие — перекраивают. Вот, если мы снова отстроим государство по нашим стародавним исконным законам, тогда против иноземной воли выстоим. Иль ты, язва, мне не веришь? А?

— Вразуми тебя Господь, несчастный человек! — священник перекрестил Стоимена.

Дед усмехнулся и неожиданно оживился:

— А давай-ка верами померяемся! А?

— Как это? И что ж это такое у нас получится?

— Ты своего бога о чуде помолишь, а я — своего. А там посмотрим, чья вера сильнее, чей бог — могущественнее. — хитро прищурился старик.

— Ишь ты куда! Совсем спятил! Так веру не испытывают! То тебе не соревнования на стадионе! — святой отец тяжело погрозил всем присутствующим прямым пальцем и быстро перекрестился.

— Ну, хорошо! Тогда я попрошу своего бога, хотя он и не бог по-твоему, оторвать меня от земли, вот как я есть — прямо со стулом, и продержать в воздухе. Ужо потом и ты то же самое повтори, если захочешь, конечно. Или выдумай что помудрёнее, позаковыристей... А я посмотрю, насколько твой бог силён да какова твоя вера в него, хе-хе...

Священник ничего не ответил, а только что-то часто зашептал в бороду.

Вдруг гомон в корчме, доселе с каждой минутой усиливавшийся, мгновенно оборвался и все мужики уставились на Стоимена: стул, на котором преспокойно сидел старик, уже оторвался от земли и медленно поднимался в воздух.

— Сатана! — прохрипел батюшка и всё кругом осенил крёстным знамением.

Стул тем временем перестал отдаляться от пола и завис на высоте двух вершков. Тишина в заведении настала нестерпимая. Даже святой отец прекратил бормотать да креститься и рот открыл.

И тут откуда-то сверху все услышали голосок Стоимена:

— Хе-хе-хе! — и увидели болтающиеся в воздухе дедовы изношенные синие матерчатые туфли.

Мужички, все — как один, вперели свои взоры в старика, восседающего на невесомом стуле и то и дело сучащего по-детски ногами да прихе-хекывающего. Вот так и парил надо всеми Стоимен Николов Иванов аж целых десять минут. (Учитель засёк время по своим часам). Наконец, под мерное сопение зрителей стул стал медленно приближаться к земле и осторожно встал сразу на все свои ободранные лапы. Тут же по корчме разнеслось лёгкое дыхание и стены содрогнулись от восторженных возгласов да диких воплей.

Священник наскоро подобрал рясу и выбежал вон, разгневанный, обиженный и огорчённый. Уже на следующий день бабка Маруша трещала на всю округу, что, мол, видела она, как поп очумело пронёсся по селу, вбежал в церковь и не выходил оттуда аж до самой зорьки.

А в ту ночь село бушевало без удержу: поселяне бузили, что твои разбойники на привале; пили всё без разбору, словно змии зелёные; да выли на луну, будто волки. Ой-ой-ой...

Довольный, с широченной, как у парной репы, улыбкой рёк дед Стоимен на ухо учителю:

— Это и не Бог даже, а другое что-то... Я уж и позабыл, как точно мы его тогда величали-то. А ведь силён всё ещё, а? Силён! Ну вот и говори теперь, что мы...

— ...Есть два пути!.. — отсёк учитель, еле ворочая одеревенелым от выпитой ракии языком. — Пойдём одним — выпадут на нашу долю беды и страдания, другим пойдём — обретём спасение и воскреснем...

— Точно так! — гаркнул одобрительно старик, резво оседлал стул и бешено закружился по корчме.

А мужички тотчас горячо подхватили какую-то странную песню на незнакомом языке:

Ужасное страхотище нам белый свет затмило.

Не знаем и где ему конец и где ему могила...