В то лето

1

В то лето ей исполнилось двенадцать. В день рожденья она вышла на улицу к подругам в красном декольтированном на впалой груди платье с гордо поднятым веснушчатым носом, внутри клокотало от радости: «Я уже не ребенок, я — подросток». А потом прокатилась на велосипеде... не выдержала... и платье, декольтированное, с рюшечками, не помешало.

Каждый ее день был днем формировавшейся женщины. Однажды, моясь в бане, она заметила на лобке предательский черный волосок... Что это? Почему? Схватила старую, заржавевшую папину бритву — долой его. Но волосок оказался очень вредным: через четыре дня появился и прихватил с собой еще трех кучерявых друзей. А потом появилось целое полчище... бесстыжих волосиков. Наташка смирилась с этим, но появилась другая проблема. Розовые сосочки опухли, будто в них образовалось шариковидное уплотнение. Еще одна боль детской головки! Однажды вечером, когда младшие братья уснули, она подслушала на кухне разговор отца с матерью:

— Колькя, у Зорьки-то, у коровы нашей, опухоль в вымени появилась. Не рак ли?! И, кажись, растеть, молока в подойнике кот наплакал...

— Мань, ды ты вазелинчиком, авось помогет!

Наташка вся затряслась: «И у меня опухоль... как у Зорьки... Рак!!!»

На следующий день стащила у матери вазелин и исправно, утром и вечером, мазала грудь. Но самолечение, видно, не помогало. Опухоль увеличивалась так же, как и у пестротелой буренки. Корову сдали на убой. Наташка тоже приготовилась к роковому дню. Все симптомы говорили о скорой смерти: слабость, головокружение... и еще... кровотечение. Вернувшись с огорода, где пропалывала картошку, почувствовала себя плохо, живот грызла боль, что глаза лезли из орбит. Решила прилечь. Раздеваясь заметила на трусиках запекшуюся черную кровь. Это конец! Написала прощальное письмо-завещание родителям и братьям. Но ни вечером, ни на следующий день не умерла, через неделю кровотечение закончилось, боли перестали мучить. Опухоль увеличилась до «нулевого размера лифчика», так мама сказала, открывая старый полотняной шкаф, откуда достала свой первый бюстгальтер нежно-голубого цвета. И тут Наташка поняла, что она стала даже не подростком, она стала девушкой... И у нее на теле все так же, как у мамы.

Осенью, когда зацвели астры и в школах прозвенел первый звонок, Наташка встретилась с подругами-одноклассницами, через белые кофточки которых тоже просвечивали маленькие кружевные лифчики. Они-то и рассказали девушке о кровотечении, именуемом месячными. Жизнь продолжалась. Шок от мыслей о смерти пролетел вместе со знойным летом.

2

В то лето ей исполнилось тринадцать лет. Она спешила на велосипеде к отцу, который пас коз, горячим борщиком его покормить да сменить на пару часов, пока стадо, наевшись и напившись, лежало на тырле. Отец улыбнулся черными усами:

— Вадимка щас свое стадо коров пригонить!

Наташка вспыхнула: откуда батя знает, что этот солнечный мальчик, любимец всех девчонок в школе, и ей нравится. Поборов смущение, сказала:

— Ничего, лишь бы коз не разогнал, а то как я одна стадо соберу?!

Отец, пообедав, уехал. Она спустилась к реке. Лягушки квакали. На воде еле заметно колыхались белые лилии и кувшинки. Наташка подхватила легкое платье и зашла в отрезвляющую голубизну, утопившую облака. Протянула руку, чтобы сорвать солнце, но... «нет, не буду все равно завянет , пока привезу домой...»

Села на камень, раскрыла книгу... Лермонтов... «Вадим»... Не читалось, глаза слипались от солнца, мысли вертелись около другого Вадима.

-И чево ты здесь, как кочка, сидишь? И на самом пекле... — она обернулась. Он, такой красивый и сильный, возвышался на вороном коне. А волосы, кудрявые, рыжие, спорили с самим солнцем.

— Пойдем в будку, я там собаке намордник шью...

Она покорно пошла. Рыжий пес лизнул ее ногу, дружелюбно виляя хвостом.

Будка, КАМАЗовская облезлая кабина, возвышалась на взгорье над речушкой Светлой. Внутри устлана душистой соломой. Он сел с одной стороны кабины, она — с другой... смотрели в разные стороны. Стадо отдыхало, иногда некоторые из коз фыркали, вставали и снова ложились. Жужжали мухи, распаренные солнцем.

— А ты че на улицу вечером не ходишь?

— Куда?

— Мы собираемся около Варькина сада... Придешь, а?

— Не-а... как я родителям скажу?...

— Приходи... на мопеде покатаемся, в поле тушканчиков погоняем. Знаешь, как интересно?!

Сердце забилось зайчонком: «Он приглашает меня на свидание! Но я не смогу...»

— Придешь? — переспросил Вадим, как бы между прочим, продолжая шить намордник.

— Может быть...

Вдалеке показался отец на мотоцикле. Наташка испуганно выпрыгнула из будки. «Не отпустит он меня!»— тоскливо подумала.

3

Все валилось из рук. «Как сказать родичам, что вечером пригласили на свидание?» С трудом дождалась девяти часов, отец пригнал стадо. Вот он, наступил тот момент!

Наташка нажарила на сливках картошки, посыпала укропом. Все сели ужинать. Ей же кусок в горло не лез, руки, ноги тряслись, все тело горело в лихорадке. Во время ужина ничего не сказала. А время шло... скоро десять... Небо потемнело, прохладный вечерний ветерок засуетился в кудряшках деревьев. Отец курил на веранде.

— Пап, можно я пойду на улицу?... Меня пригласили... На чуть-чуть...

Он нахмурился. «Разозлился», — екнуло сердечко.

— Нет... нечево там делать, нечево шляться, где попало!

Наташка моментально изменилась в лице, заревела в голос, как ребенок, бросилась в свою комнату. Мир взрослых жесток! Не хотят они понимать нежные чувства своих чад, не выгодно это им!

— Ну чево ты воешь, как шавка по кобелям! — рявкнул батя. Наташа замолчала, решительно встала и, ничего не говоря, натянула на себя выходную юбку, вязаную, в зелено-красную полосочку, спешно застегнула тонкую блузку. Направилась к двери. Отец резко схватил ее за локоть и швырнул на диван:

— Ты куды, малолетняя зараза, собралась? Отца рОдного решила ослушаться? Быстро... в комнату! Чево зенки таращишь? — лицо мужчины побагровело, покрылось синими пятнами, как часто бывало, когда он напивался...

— Если ТЫ меня не отпустишь и еще хотя бы раз в жизни оскорбишь, я отравлюсь и напишу записку, что ты меня довел до этого, — Наташка впервые в жизни была так решительна. Оттолкнув отца, она вышла, демонстративно хлопнув дверью.

Свежесть ночи облегчила легкие. Девушка задыхалась. То ли от возмущения, то ли от волнения. Она не замечала, как слезы молниеностно стекали по щекам и падали на новую блузку, она шла быстрыми шагами. В темноту. К Варвариному саду.

Ее слух ласкали звуки гитары и чьего-то бархатного голоса, доносившиеся издалека. Луна, круглая, желтая, играла в деревьях с сонными птицами, будоражила лягушек в заросшем пруду. А за рекой... за уснувшей или замершей в созерцании ночи рекой одинокий соловей пел вечную песнь о несчастной любви... Прекрасна деревенская ночь! Именно в такую ночь хочется умереть... и неважно от чего: от счастья ли или от горя!

Но Наташа знала, что она не умрет... не умрет из-за глупого непонимания ее родителями. Она — это Она, пусть она одна, но одиночество либо заставляет душевно гнить человека, отвратительно, медленно, либо закаляет, наполняет агрессивной силой, желающей доказать свое большое «Я» и готовой ради этого смешать небо с землей.

4

Прежде чем подойти к молодой компании, она затаилась за углом мрачного дома. Кто там? Голоса смешались в веселый гул, разрывающий уши своей полигамностью. Нет-нет... ветерок донес знакомый сленг одноклассника — мальчишки странного, «из неполноценной семьи», так все говорили. Мамаша его работала продавцом в сельском гастрономе, но постоянно напивалась в стельку. А однажды, когда народ толпился в магазине, ожидая приезда хлебовозки, тетя Зина вынесла лоханку, поставила и помочилась у всех на виду. Это был предел. Ее уволили. И она уже пила безвылазно из постели. Алешка, ее сын, на деньги, заработанные на каникулах собственным горбом, покупал ей мерзкую, отравляющую жидкость. Он не мог поступать иначе: пусть лучше напьется и спит, чем валяется, раскорячившись, на улице под забором. Его руки постоянно тряслись. Наташке жалко его было: она всегда давала ему списывать контрольные по математике.

Рядом с Алешкой примостилась на пеньке Ольга, тоже одноклассница. Все считали, что у ее отца не все в порядке с головой. Будто он помешался после Афгана, а мать, пользуясь положением, переспала со всем колхозом... не за просто так... Платили кто чем может: кто мешком муки, кто картошкой, а кто бутылкой самогонки... О существовании Оли давно забыли.

Остальные ребята были не совсем знакомы, но все из Наташкиной школы.

Она выступила из темноты в игривый свет костра.

— И кто это идет?! — раздались радостные возгласы. — У нас новые лица... Привет, Нат!

-Чтобы вписаться в нашу компашку, ты должна пройти боевое крещение, — наигранно-грозно сказал Алешка. — Сначала опрокинь стопарик нашей, местной, а потом айда в сад с нами, за грушами и тыблаками... но там дед из ружья солью стреляет... Штаны не испачкаешь?

Наташка отрицательно замотала головой. Взяла рюмку и махом выпила. Раскаленная жидкость пробежала по языку, обволокла горло, пролилась ниже горящей дорожкой.

— Огурчик возьми, — пролепетала Оля.

Наташа порывисто схватила скользкий огурец, хрумкнула... И хихикнула... Это была первая в ее жизни рюмка водки.

Сад пугал своей мрачностью и мертвой тишиной, будто вымерли все ночные пташки. Ребята гуськом прошли в темное царство. Алешка рукой указал на развесистое яблоневое дерево. Кто-то взобрался по шершавому стволу и потряс ветку, яблоки частым градом просыпались на землю. И на спины и головы ребят, тишину разрезали охи. Сумки не успели набрать: поблизости послышались тяжелое дыхание и зычная ругань. Дед с ружьем!!!

Вылазка прошла почти благополучно, без раненых, но и без трофея.

5

Небо залилось нежным румянцем, обрывки темных облачных городов скрылись за горизонтом. И горластые петухи прокричали, приветствуя утро.

Наташа, позевывая, еле плелась домой. Свидания не получилось: Ольга сказала, что Вадим уехал гонять тушканчиков с братом Женькой. Расстроилась ли?! Нисколько... Прошедшая ночь стала значительным шагом в ее маленько-взрослой жизни.

Вот и ее дом со спящим глазом — закрытой выгоревшей ставней. Наташа толкнула дверь, дверь подалась и со скрипом открыла свою пасть. На веранде сидел отец, положив на кулак тяжелую голову на бычьей шее. Рядом бутыль «Пшеничной»...

— Явилась?! — прорычал он, то ли спрашивая, то ли констатируя факт.— Щас я как сниму ремень, ты у меня подрыгаешься...

— Да пошел ты ...— сплюнула на пол Наташка, проходя мимо.

В то лето она стала самым взрослым человеком в мире!