Гордость химии
Елена Кантор
Гордость химии
Все началось после того, как в наш класс поступила новая ученица Ростовцева Вика. На вид она была симпатичной девчонкой, вежливой, улыбчивой, училась хорошо. Однако стали просачиваться слухи, что Ростовцева — ведьма. Еще она химией увлекалась, говорила, что в Менделеевский будет поступать. Организовала в школе кружок по химии, ну, как дополнительные занятия. Любознательная такая была. Глаза загораются перед колбой… Она очки еще, помню, надевала и сыпала что-то из мешочка. Процесс горения — а она счастливая стоит. Получалось у нее. Учительница химии говорила, что Ростовцева — гордость школы, таблицу Менделеева может пополнить. И активистка. Ребята химией увлеклись. Мы с Володькой Шнурковым к кружку первыми примкнули. Технари теперь. А тогда нас действительно потянуло химией заниматься. Ростовцева умела преподнести: и о кислоте, чтоб не кисло сознание, и о щелочи, чтоб мозги не замыливались. "А уж чему в осадок придется выпасть, от вас зависит", — шутила она. Да, не могу сказать, чтобы Вика нам как девчонка нравилась. Уродиной не назвать, и все вроде было при ней. Но всегда слишком правильной была, уверенной в себе. И как-то мы ее из-за этого, помню, сторонились. Нет, на синий чулок она не была похожа, конечно. Но учительский характер. Заменить бы ей нашу химичку, говорил я Володьке. Он смеялся:
— Придет время, не переживай. Наша старушка от нас устала.
Ну, так почему я о ведьме заговорил? Действительно, после полугода ее учебы в нашей школе пошли такие слухи. Она стала сниться ребятам, не мне одному. Сны были неприятные, страшноватые. Вот прилетала с колбочкой, что-то поджигала, помню, у меня во сне дымились волосы, и я исчезал. Володька Шнурков рассказывал, как Вика, во сне к нему в комнату пробиралась. Сыпала порошок в стакан. Он пил, отключался. А она его душила на диване. Еще к нам в кружок ходил Максим Чайкин. Так он видел сны, как Вика Ростовцева в ванну кислоту ему наливала. А он туда голый залезал, и ее не стеснялся, хотя сон был отнюдь не любовный. Просто, как он рассказывал, Вика наливала ванну, а его туда — как магнитом. А там — кислота. После он кровь видел и кости. Ужас! Мы от этих снов в школу невыспавшимися приходили, уставшими, замученными выглядели. У меня потом даже волосы стали выпадать, у Володьки, помню, губы шелушились. Нам говорили, что вполне авитаминоз мог быть. Но мы все на Ростовцеву списывали. Как иначе? Сны были навязчивыми, постоянно повторявшимися видениями о химической атаке на нас троих. Володька Шнурков сразу сказал, что Вика именно ведьма. И еще энергетический вампир. Ночью из нас энергию пила. А сама такая всегда улыбчивая в школу приходила. Не знала, как нас во снах трясло. Мы ей этого так и не рассказали. Если ведьма, все равно б не призналась. А унижаться перед девчонкой — мы себя слабаками не считали.
Макс Чайкин как-то спросил меня:
— Миш, это только с нами троими? Или кто-то еще стал жертвой? Может, поинтересуемся?
В наш кружок еще три девчонки ходили. На них подумать не могли. Вряд ли им она могла присниться хоть раз. Девчонки болтушками были, мы б сразу их раскусили. Еще один из параллельного класса в кружок ходил, сейчас не вспомню фамилию — Аркаша. Мямля такой. Володька считал, что из него сосать энергию ни одну ведьму не заманишь.
Я предложил прекратить эти внеклассные занятия химией. Ну чего там, действительно. Мы физикой увлекались, в футбол играли. Ребята согласились. Шнурков еще брал уроки скрипки, сослался в разговоре с Викой, что мало времени на химию остается и что нам с Мишкой не мешало бы французский язык подправить, с трудом его вытягивали.
Вика все выслушала, улыбнулась. Сказала — сами думайте, я пойду в Менделеевский. И на опыты еще другие ребята найдутся.
Мы бросили кружок. А сны не прекращались.
— Блин, — сказал я, — вот дураки мы! Разве дело в кружке? Мы ж в одной школе все. Она и без кружка будет продолжать химичить в наших снах.
Макс поежился, чертыхнулся:
— Но мы же не можем ее из школы убрать? Химическая гордость! Нам что ли из-за нее уходить? Может, все-таки поговорить с ней?
— А вдруг это помимо ее воли? — возразил я. — Она, может, и не подозревает, что снится нам. Возомнит еще, что мы втроем от нее чахнем. И этими опытами отмазываемся. А нам она нужна, спрашивается, такая? Химичке тоже не скажешь. Наших на родительском затормошит, посоветует сводить к психиатру. Вляпаемся по уши. Еще хуже будет. Мы ж сразу втроем тюкнуться не могли?
Володька Шнурков много обычно никогда не говорил. Больше нас слушал, анализировал. Потом вдруг выпалил:
— А если попробовать с ней романчик закрутить? А?
— Ну, ты артист, — не выдержал Максим, — нужна она тебе? Только еще хуже может быть. По настоящему чем-то отравит, задушит, обольет. Ты камикадзе, Вов?
— Нет, вроде. Это ж ради эксперимента…
Мы так ни к какому решению и не пришли. Учебный год заканчивался. Наши родители жаловались друг дружке, говорили, что этот год оказался трудным для нас, выглядим мы неважнецки — усталые вечно. Вовка вообще последнее время телевизор до двух часов ночи включенным держал, снов боялся.
А потом в школе проводили праздник 9 мая. Всех собрали в актовом зале. Ветеранов поздравляли — бывших учителей школы. Стихи со сцены читали. Ростовцева сидела где-то сзади, в стихах она не очень была, а мы втроем — в первом ряду. Помню, все распускаться уже начало, из окна зеленый ландшафт пришкольного участка глаз радовал. Как-то легко стало. Расслабились. Один ветеран — Иван Поликарпович Терентьев, как он представился позже, — сел к нам поближе и завел разговор:
— Я сюда не только на праздник пришел, — говорит, — мне сон приснился. Представляете, ребята, что бывает на старости лет? Сон безумный совершенно. Будто в школе изобрели эликсир молодости. Я ж бывший химик. Вот и сны, наверно, соответствующие… У вас здесь, якобы, химическая лаборатория есть. Заполучить можно эликсир этот. И девушка, блондинка такая, мне пузырек выносит…
— Постойте, — перебил его Максим, — какая девушка? Опишите.
— Ну, фантазия сновидений у меня не очень шикарная. Приснилась она мне с длинными волосами, глаза серые, высокая, худенькая. И губы такие пухлые. Приятная девочка, запомнил почему-то хорошо этот сон. Она выносит…
— Это Ростовцева, — мы выпалили почти одновременно.
— Она уже до ветеранов добралась, — разозлился Володька, — Вот зараза! Вы знаете, это все глупости. Нет у нас никакого эликсира. Вам лучше на свежем воздухе гулять, Иван Поликарпович. В сны верить — сами знаете. И я советую, в школу нашу особенно часто не приходить. Атмосфера сейчас здесь неважная, зловредная…
— И вправду, что ж во сны верить? А жаль. Хотелось бы такой эликсир, чтоб выпил и, как вы снова в школу. А?.. И чтоб девочки снились.
Мы заулыбались ему, жалко старика стало. Пообещали продолжить знакомство. Максим адрес его домашний записал. Он из нашего района, одинокий пенсионер. Захотелось его навестить потом. Приятный дедушка. Да и тема "ростовских снов", как мы их позже окрестили, уже оскомину набила. Не плохо было отвлечься.
Старик обрадовался:
— Всегда жду, ребята. Заходите, поговорим. О себе расскажу. И о юности, и о фронтовой любви…
Учебный год заканчивался. Мы надеялись, что летом Ростовцева перестанет нам сниться. Все-таки разъедемся на каникулы. А следующий школьный год будет последним, выпускным.
Летом я Володьку и Максима не видел. Встретились уже в сентябре в школе. Действительно наши сны постепенно сошли на нет. Летом отдохнули, окрепли, возмужали. Пришли, как огурчики.
Сразу, в первый день, узнали, что Ростовцева заболела и не будет с нами заканчивать школу. Что с ней — никто не рассказывал. Поговаривали, что забеременела. Кто-то даже сказал, что у нее сахарный диабет.
Кстати, забыл добавить — может это странно покажется — но мы никогда не были у нее дома. Общались в школе и все. Мы не знали, где она живет. И, конечно, не трудно догадаться, навещать ее совсем не хотелось.
Химический кружок сам собой после ее ухода развалился. Химия нам продолжала нравиться. Но только в учебное время. Сумасшедшие сны не возвращались.
Вспомнили о старике-ветеране. Максим сразу подсказал, мол, давайте навестим деда — добавим ему "эликсира молодости".
Нашли оставленный стариком адрес, пошли к нему втроем.
Дверь открыл щуплый паренек, похоже — наш ровесник.
— Мы к Ивану Поликарповичу. Из школы номер…
— Дедушка уехал, дедушка уехал, — скороговоркой произнес он.
Мы и не представляли, что с ним внук живет. Оказалось, тоже Иван. Он приехал издалека, а дед, по его словам, к нему направился. И еще Иван сказал, что в нашей школе будет учиться. Спросили, когда дедушка вернется — Иван только пожимал плечами.
Чайком Ваня нас все-таки угостил. Максим с Володькой начали ему о школе рассказывать, утомили парня. Он только улыбался, а сам стеснялся и почти ничего не говорил.
Я все одергивал ребят, что уходить пора. Но их было не оторвать от беседы. Володька, жестикулируя, случайно рукавом задел дверь стенного шкафа, и она раскрылась.
Там мы увидели костюм с орденами Ивана Поликарповича, старые его ботинки, палочку и много других мелких вещей, принадлежащих старику.
— Так он не уехал. Он в больнице, умер? Где старик? Расскажи, — не выдержал Максим.
— Уехал, — односложно повторил парень.
— Ни один ветеран не уедет без своего костюма, наград. Ну— ка, выкладывай. Где дед?
— Уехал, — опять безжалостно повторил Ваня.
Больше от него мы так ничего и не добились.
Потом узнали, что в школу он не к нам определился, а совсем в другом районе.
Когда мы стали наводить справки, соседи старика рассказали, что у Ивана Поликарповича внуков не было вообще. Дочь умерла еще в детстве. Одиноким он был.
— Помните, эликсир молодости? — пришло Максиму в голову, — Этот парень и есть старик Иван Поликарпович.
— Так он его у Ростовцевой заимел? — предположил Володя, — Она ж тогда ему приснилась?
— А где она? Столько нас будоражила энергетическая вампирша…
— Зачем ей было проводить эксперименты над стариком?
— Ну, с нами ничего не вышло, так она с ним.
— Стойте, получается, он омолодился. Может, это он с ней что-то проделывал, вакханалию какую-то? А она воровала энергию у нас во снах потому, что теряла ее… Видимо, она была обречена…
Наши домыслы так и остались неподтвержденными. Поначалу мы пробовали наводить справки о Ростовцевой. Но ничего и нигде не выходило. Все связующие нити рвались. В школе пытались найти адрес, но как раз сменился директор — не получилось. Школа почему-то, как нам казалось тогда, это в тайне держала. Одна девчонка все-таки проговорилась, что была у Вики один раз в гостях, хотя в наши бредни об эликсире не поверила. Мы сходили по предложенному варианту — дверь нам никто не открыл…
Постепенно все, мной рассказанное, стало забываться само собой. Учебный год был последним, решающим. Потом поступали в вузы — все трое успешно. Жизнь пошла своим чередом. Обзавелись семьями. И уже не было никакой нужды искать следы этого загадочно появившегося Вани и выяснять об исчезновении Ивана Поликарповича.
Я бы, наверно, не потрудился так подробно вспоминать все это сейчас, но подруга моей жены, уже двадцать лет работающая в доме престарелых, на днях зашла к нам пообедать и обмолвилась о том, какими жалкими и никчемными, ненужными, люди бывают в старости.
— Такие там все, — с горечью произнесла она, — Бывает, что и родные бросают, а бывают одиночки.
— Что ж делать? — как-то притихла супруга.
— Нет, знаешь. Все-таки могу припомнить совсем даже стойких духом личностей. Давно это было, только работать пришла. Женщину одну определяли. Без документов Очень старую. Слепую, трясущуюся, но какая-та твердость была в ее голосе. Я даже запомнила, что она сказала:
— Ростовцева Виктория Тимофеевна. Гордость химии. Знаете такую науку?
2004
© Елена Кантор