Поступок, или Розы для Жанны

В детстве мы росли вместе, на одной улице городка Лизье. Родители дружили семьями. Забора между палисадниками, насколько помню, не было с самого строительства. У меня и Мартена все было общим: игрушки и интересы, мечты и мысли. В последствии, мы даже поступили в один университетЧ

Фердинанд — так звали нашего Чобщего— садовника, высокого, плотного старика с широкой бородой, закрывающей пол-лица. Он приходил по воскресеньям утром. До обеда обхаживал розовые кусты и плодовые деревья. Фердинанд носил синий потертый комбинезон, из кармана которого всегда торчал секатор — огромные садовые ножницы. Одного только вида садовника мы боялись довольно долгое время, пока чудесным образом с ним не сдружились.

Детство — время, прямо сказать, замечательное. Что ни день, то приключение, которое сопровождается превращением либо в героев, либо в злодеев. Последнее нам давалось с трудом. Мы к этому не стремились, но все выходило само собой. Или случайно из рогатки выбьешь глаз соседской кошке, или не нарочно стащишь из-под развешенного белья веревку и используешь оную как лассо. Разумеется, наказывали нас вместе, но вот переносили мы наказания врозь, сидя взаперти в своих комнатах. О! Тогда мы чувствовали себя революционерами и заговорщиками, которые страдают за справедливость от несправедливости. К нашей радости, Чрешетки тюрем— выходили в один и тот же дворик. Для общения мы использовали опять-таки бельевую веревку. Она скользила по двум специальным блокам, и письма плыли навстречу друг дружке.

Попадались в лапы Чдомашней— жандармерии мы, конечно же, реже, чем совершали проделки. От одного ареста нас и спас Фердинанд.

В одном из домов через улицу жила девочка по имени Жюли. Как-то раз, тоже очень случайно и непроизвольно, Мартен избрал ее дамой своего сердца. Но ведь должен рыцарь посвящать свои подвиги прекрасной госпоже. В Средневековье мы играли часто. Используя всякие металлические предметы, мы наряжались на манер рыцарей в железных панцирях. Мартен был рыцарем красной розы, а я белой. Рыцари фехтовали где угодно и когда угодно, подчас нанося недетские цапапины и ушибы.

Жюли мы видели редко, но зато всегда столбенели и разевали рты, когда она вприпрыжку проносилась мимо наших владений. Она была старше нас на год и была безумно красива. Мартен гордился, что именно эта соседская девчонка была его предметом поклонения. Я тогда немного ревновал к ней, а своей госпоже (ею была Кати, дочь нашей экономки) не уделял должного внимания. Как-то раз мой друг узнал о дне ее рождения. Он подлетел ко мне на одной из перемен в школе, схватил за руку и шепнул:

— Пьер, сегодня День рождения у моей Жюли! Есть идея! Но ты мне должен помочь.

— Да, конечно, — ответил я преданно.

— Ты сможешь сбежать со мной с последнего занятия?

Я засомневался. А Мартен, заметив мое смущение, и сам занервничал.

— Поверь, мне это очень нужно. Я хочу сделать Жюли подарок.

— Она тебя пригласила?! — спросил я, искренне радуясь за него.

— Нет, но я— — Мартен отвел на секунду взгляд в сторону, потом посмотрел на меня своими карими глазами и добавил, — я хочу ей подарить весь мир.

Это было очевидное признание в любви к Жюли. Я тогда растерялся. Мартен говорил как взрослый человек, и в его взгляде было твердое решение.

— Я помогу тебе, — как же я мог еще ответить моему лучшему другу.

— Увидимся через четверть часа в школьном парке, у дальней скамьи, — сказал он и в благодарность еле заметно улыбнулся.

Мы быстрым шагом шли домой, и Мартен объяснял свой замысел.

— Пьер, вот что я придумал, — чуть ли не задыхаясь, начал он. — Ты знаешь, это просто гениально! Я, то есть мы, подарим Жюли самый великолепный букет!

Тут Мартен как будто перестал меня замечать. Он так быстро семенил, что я невольно подумал Чсейчас взлетит — если не от скорости, то от переполняемой радостиЧ. Вдруг он резко остановился, взял меня за плечи и спешно произнес:

— Но, это небезопасно!

— Так что же ты придумал? — еще ничего не понимая, спросил я.

— Ты ведь знаешь наши большие клумбы перед входом в дом — на них растут розы: на одной — кусты белых, на другой — красных.

— Да, — кивнул я в ответ.

— Вот их мы и подарим!

По-моему, тут я сделал большие глаза. Во всяком случае, Мартен поднес к своим глазам кольца из пальцев и расхохотался.

— Ты что, испугался? — не мог остановиться мой друг.

— Я?.. Но, как же, Мартен? Мы же знаем, как твоя мама ими дорожит! Ты забыл, как она чуть не прибила тебя, да и меня заодно, когда мы решили сделать из лепестков роз варенье?

— Конечно, это так. Но в этот раз все будет по-другому: никто об этом не узнает. Родители сейчас на работе. Повариха в это время ходит на рынок — сам замечал во время каникул. Остался только садовник, а он приходит по воскресеньям.

Тут же мы выполнили привычное движение: Мартен подставил руку ладонью вверх, я с размаху ударил по ней своей — все было решено.

Через задний дворик мы пробрались к дому семьи Безе. Друг попросил меня подождать. Вернулся он с большим ножом, по-разбойничьи зажатым в зубах, и с двумя ведерками, одно протянул мне. Поворотом головы Мартен поманил меня за собой. Крадучись гуськом, мы обогнули дом и очутились у изящной клумбы с кустами красных, только распускающихся роз.

Мартен принялся одну за другой срезать ветки. Я озирался по сторонам, все же боясь, как бы нас не застукали. Мартен дернул меня за рукав, я взглянул на него, на куст, на ведерко и так и сел. Куст казался ощипанным. Точно стадо диких коз промчалось здесь, слопав в одночасье зелень и цветы. Зато в ведре кучно сидели алые бутоны. Даже показалось, что цветам было не уютно, и они толкались в поисках местечка посвободней.

— Ты что, с ума сошел? — только и смог я выдавить.

— А что? — спокойно произнес он — мелочиться не в моих правилах; идти, так до конца!

Я не нашел, что ответить. А он еще раз дернул меня за рукав, и мы поползли к следующей жертве.

Теми же ловкими движениями Мартен срезал белые розы и ветки аккуратно составлял в ведерко. Закончив, он показал мне жестом, что пора возвращаться. На этот раз я пробирался первым. Мы уже подошли к заднему крыльцу, как вдруг сначала я, а потом и мой товарищ ужаснулись, как никогда прежде. Закрывая дверь, к нам поворачивался Фердинанд. ЧПопались— — смекнули мы, но с места не сошли.

— Здравствуйте, малыши! — неожиданно для нас сказал садовник.

Мартен опустил голову, а я продолжал смотреть в удивительно чистые глаза, прятавшиеся в щетинистых скулах старика.

— От кого прячетесь? От пиратов или разбойников?

— Простите нас, господин Фердинанд! — с усилиями выдавил Мартен, но все же посмотрел ему в глаза.

— Так, друзья, что у вас такое произошло?

Безусловно, он заметил срезанные розы, но, на наше удивление, не принялся отчитывать. Правда, его садовые ножницы очень уж навязчиво торчали из кармана.

Мы встали. После этих слов садовника, вернее той интонации, с которой он говорил, панический страх исчез. Мартен взялся отвечать.

— Господин Фердинанд.

— Давайте пройдем в дом, молоды люди, — он открыл дверцу и жестом пригласил нас внутрь. Не отпуская ручек ведер, мы вошли.

— Садитесь. Давайте все по порядку.

Мартен сначала робко, потом даже с эмоциями объяснил всю затею.

Фердинанд слушал внимательно. В завершении он покачал головой и сказал так же дружелюбно:

— Почему же вы ко мне сразу не подошли и не попросили, господа?

Я тоже решил внести свою лепту и шепотом произнес:

— Мы вас боялись— почему-то.

Видно было, что садовник сдержал смех, затем кашлянул и ответил:

— Совсем даже не за что меня бояться, разве чтоЧэто...

Он достал секатор и несколько раз разрезал воздух. Мы моргали в такт ударам. Выдержав весомую паузу, он вновь обратился:

— Господа, ваш поступок я с уверенностью могу назвать благородным. Только, по-моему, вы скрываете, то есть скрывали его не только от меня.

— Родители не знают. Мама очень любит розы, и она будет ругаться; это уж точно, — сказал Мартен и опять повесил голову.

— Ну, ничего, я попробую за вас заступиться. А теперь бегите, у вас еще столько дел!

— Спасибо, мсье! — дружно ответили мы и уже направились к двери, но Мартен обернулся и спросил:

— Господин Фердинанд, сегодня же не воскресенье! Почему вы здесь?

Тут садовник все же засмеялся:

— Я принес подкормку для ваших роз.

Не сдержались и мы, захохотав во весь голос.

— Вы скажете маме? — спросил Мартен.

— Не волнуйтесь, если спросит, я найду что ответить. Идите спокойно.

Еще раз поблагодарив Фердинанда, мы вышли из дома и помчались в потаенное место, что находилось в зарослях малины, у ручья в овраге. Мы не стали обмениваться впечатлениями, и так все было понятно.

Мартен ввел меня в дальнейший курс дела. Перед тем, как Жюли придет из школы, мы должны были оставить на крыльце ее дома цветы, а сами спрятаться в удобном для наблюдения месте. Мартен вынул из нагрудного кармана рубашки вчетверо сложенный листок.

— Прочти. Как думаешь, годится?

Я прочел пару красиво выведенных строк:

Милой Жанне ДЧАрк от признательных рыцарей белой и красной розы в День рождения. 6 мая.

— Послушай, — сказал я после паузы — это очень здорово, но она разве догадается? Разве поймет?

— Это не так уж важно, — ответил он — главное, — это внимание. Пусть мы останемся для нее тайной, но, думаю, тайной приятной и незабываемой. Ты поймешь меня, когда увидишь, как она обрадуется.

Я вновь был поражен. Мой друг рассуждал по-взрослому.

Все вышло именно так, как пророчил Мартен. Пытаясь быть незамеченными, мы оставили розы на крыльце дома ЧЖанныЧ, сами укрылись за ветвями акации. С трепетом мы смотрели на Жюли. Вот она появилась на улочке, вот свернула на дорожку к дому, вот подошла к крыльцу и — замерла. Мы не видели ее лица, когда она читала записку, но были убеждены в том, какое именно выражение приобрело ее лицо. Она посмотрела по сторонам, легко подхватила букеты и причудливо прыгнула за дверь.

Дело было сделано. Мы шли домой молча, но каждый понимал, что это было самое лучшее приключение. Договорясь не подавать вида домашним, мы разошлись, унося светлое событие в своих детских душах.

Фердинанд нас действительно спас. На вопросы мамы Мартена он уклончиво отвечал, что обнаружил в тот день какое-то заболевание на розовых кустах. Чтобы спасти кусты, пришлось срезать и выбросить все бутоны. Мама очень долго препиралась с садовником, хотела уже избавиться от его услуг. Но единственный любимый сын уговорил оставить его на должности. Мы свободно вздохнули, когда все обошлось.

Теперь, каждое утро воскресенья мы проводили с Фердинандом. Разговаривали, помогали в работе и, наконец, стали закадычными друзьями.

Через пять месяцев его не стало. На похоронах присутствующих было мало: две наших семьи, группа сестер милосердия и священник. Мы узнали, что Фердинанд уже давно жил одиноко. Он потерял всю семью во время оккупации. Родом он был из южного городка Перпиньяна.

Если на церемонии прощания мы держались, то, придя с кладбища, на пару прослезились. Мы потеряли тогда единственного общего друга. На следующий день мы отправились на могилу. Простояли с час и возложили венок из сплетенных красных и белых роз. Их, на сей раз, мы купили.

Фердинанд научил нас видеть и ценить доброту людей. Мы это всегда помним.