Ни одной упавшей звезды

Я думал, такое бывает только в дешевых боевиках, или в транспортном чтиве, какое ты любишь. Ой, да ладно, ты повысила свой интеллектуальный уровень? Конечно, если ты имеешь ввиду Гарри Поттера… Светофор в кабине продолжал светить зеленным, но на длинном повороте Люба закричала, чтобы мы все замолчали («Олег, скажи им, чтобы перестали ржать и заткнулись!») и выключили свет в кабине. Ее голос дрожал, а это означало, что все плохо, с ее точки зрения. Мы выполнили все указания и уставились в боковое окно по направлению поворота. Там сквозь редкие елки и кустарник в кромешной мгле на расстоянии примерно 3-5 километров поблескивали окна вагонов. Мы стремительно догоняли пассажирский состав. Я взглянул на спидометр — 124 км/ч. я ожидал больше, но и этой скорости более чем достаточно, как ты понимаешь, чтобы выбросить с рельс весь пассажирский поезд и самим пропахать землю на полкилометра... Конечно же тормозить, что еще делать, только вопрос, поможет ли? Сейчас все расскажу, не торопи.

Вот тогда я еще раз заставил всех поверить в мою удачность. Подумав с секунду, я совершенно ответственно заявил:

— Народ, не паниковать! Я о-бе-щаю, что все будет хорошо, для всех!

Они верили мне, хотели верить. Дух невротической паники в кабине начал рассеиваться и постепенно сменяться на готовность к экстренным действиям.

— Значит так, если больше никто не желает взвалить на себя такую миссию, то я буду командовать, а вы выполнять, — командовал я, сдерживая дрожь в руках, — возражения принимаются, но только по очереди и спокойно. Понятно?! Все девчонки во главе с Ваней идут к дверям. Ваня открывает их, и если мы заорем, помогает всем прыгать. Олег и Тима остается со мной в кабине. Приступайте!

Тима, жми на гудок, чтобы нас заметили. А ты помогай мне искать тормоза.

Меня послушались, все беспрекословно выполнили мои распоряжения. В оглушающем писке гудка мы пытались сбросить скорость. Гигант действительно стал замедляться, но и дурак мог понять, что вовремя остановиться не удастся. Хвост пассажирского поезд был уже виден в лобовое стекло, даже красный фонарь последнего вагона был различим. Меня волновало, знает ли о нас машинист того поезда.

— Тима, прекращай гудеть. Если они еще не заметили нас, то лучше пусть не знают.

— Ты думаешь, спасемся, честно? — спросил меня Тима. Я ему ответил, как думал:

— Никто не пострадает, какая у нас скорость?

— Сейчас 73… 70. Падает быстро.

Мы пролетели мимо переезда, я заметил водителя, вышедшего из машины и истерически машущего руками. Потом промелькнул светофор, горящий красным. Тимофей сообщил, что, таким образом, мы догоним поезд через две минуты, при этом наша скорость будет 50 — 55 км/час, а их скорость — где-то 40. Столкновение конечно будет не сильное, но чтобы слететь с рельс, хватит. Есть два выхода: либо они резко начнут набирать скорость, либо мы перескочим на другой путь…

— Это же гениально! А как перескочить на другой путь? Там есть ветки?

— Ветки есть, сейчас начнется станция, но как переключить стрелку?

— А ее можно переключить из кабины?

— Ты меня спрашиваешь?! Это ты великий железнодорожник, тебе лучше знать.

Тут в разговор вмешался Олег:

— Так надо кричать в рацию, чтобы переключили эти гребаные стрелки.

Может, конечно, тебе кажется, что ситуация была под контролем, но на самом деле, чем меньше оставалось расстояние до состава, тем безвыходней она казалась. Мы, вернее, Олег стал орать в рацию, чтобы отдельно-следующий локомотив синего цвета (этот комментарий был самым глупым во всей этой истории) срочно перевили на какой-нибудь запасной путь. Потом мы поняли, что надо сообщить, где мы находимся, пытались понять это сами. Тимофей вспомнил, что мы проезжали километровый столбик с отметкой «265». Стали орать, в районе 265 километра! Помогите! СОС!

В общем, когда до пассажирского состава оставалось метров пятьдесят от силы, и мы отчетливо слышали истошные гудки его электровоза и хотели уже командовать Ване, чтобы тот выкидывал девчонок, а потом прыгать следом, нашего зверя качнуло, и он стал уходить в сторону. Представляешь, сработало. Нас перевили на другой путь. Еще прокатившись порядочно по нему и скинув скорость до 16 км/ч, локомотив уткнулся в тупиковую насыпь. Меня тряхнуло инерцией прямо лбом об маленький внутренний светофор — было больно и даже засочилась кровь. Представляешь, герой-победитель с кровью на лбу. Но тогда мне было не до геройства.

Следующие полчаса, я не преувеличиваю, мы все семеро бежали по лесу, не оглядываясь, пытаясь скрыться от предполагаемой погони. Нам было страшно. Представляешь, чтобы нам сделали, если бы выследили и поймали. Это же настоящее преступление: угон дорогостоящего госимущества, создание аварийной ситуации, опасной для жизней сотен людей. Это в совокупности тянуло на срок более десяти лет в трудовой исправительной колонии особого режима, а мне, как зачинщику, вообще «вышка». Да знаю, что отменена, я уж так, для наглядности. Поэтому мы и бежали без отдыха по бурелому в полной темноте, пока Света ни упала и ни зарыдала, словно пожарная сирена. Тогда остановились все, рухнули следом на землю и, слушая стук собственных сердец, уставились в проглядывающее через ветки высоких сосен розовеющее утреннее небо.

*

Этот случай окончился действительно благополучно. Всю ответственность взвалили на группу отморозков, которые прославились в тех местах своими бесчинствами. Они грабили и поджигали дачные дома и давно находились в розыске. Представляешь, их было ровно семеро, и именно столько человек видел случайный очевидец выбегающими из врезавшегося в тупик электровоза. Об этом рассказывали в криминальной хронике. Разве такое стечение обстоятельств было бы возможным без моей метафизической ауры удачи!?

Все это закрепило мою веру в себя настолько, что я стал делать один опрометчивый поступок за другим, и мне все сходило с рук. Было ощущение, что везение аккумулируется — чем больше провоцирую, тем больше его становится. Скажу тебе по секрету, я перестал применять противозачаточные средства, при этом доводил процесс до логического конца. Я забрасывал перспективную работу ради продолжения летних каникул, а насытившись отдыхом и потратив все деньги, тут же натыкался на еще более перспективное место. Так бывает, дорогая, если веришь в свою избранность и ауру удачи. Все было бы так безоблачно, как в детской сказке, я бы, наверное, деградировал от такого успеха, но, но, но…

Но в самый пик триумфа я встретил ее, мою Звездочку. Банально, да? Нет! Я тоже так думал: любовь губит судьбы — какая чушь. Я полагал, что встреча с ней — такая же закономерная удача. Ты ведь видела ее? Не раз, да? Я знаю, что она тебе не приглянулась, но ты не поспоришь, что красавица. Я специально наблюдал, когда шел рядом: ни один кобель старше пятнадцати ни пропускал взглядом ее фигуры, волос и глаз. Она не смазлива, не вызывающа, но завораживающе-красива. Такое не трогают руками, бояться дыхнуть.

Конечно, я до сих пор испытываю к ней чувства, ничего не могу поделать.

Как только я представил ее компании, с ними со всеми что-то случилось. Сейчас я думаю, может все и придумал, но, скорее, так и есть. Тимофей, когда увидел ее, потупился, примолк, ушел в себя и больше уж никогда оттуда не возвращался, Ваня, еще тот кобель, стал подкатывать, может и не в всерьез, но со мной как-то охладел: постоянные издевки в мой и ее адрес, неуместные шутки. Люба ее невзлюбила совершенно конкретно — почувствовала посягательство на свой статус единственной постоянной женщины в компании и еще, наверное, ревновала Олега, который дай, да и бросит украдкой взгляд на ножки и задницу. Тогда я не придавал большого значения всем этим фактам. Процесс был долгим.

Сближение с ней получилось спонтанно, как-то незаметно, а когда опомнился, оказался накрепко привязан к ее сверкающей улыбке, порхающей походке, нетерпеливому характеру, детскому любопытству — к ней целиком и к ее неповторимым признакам в отдельности. Я стал проводить все свое свободное время только с ней. В ее отсутствии все мое ментальное пространства все равно было занято ей, и больше ничем. Я забросил все свои проекты и работу (меня впервые выгнали с позором), я почти перестал общаться с друзьями, специально отгораживая нас от всего мира. Они пытались вернуть меня, своего Гуру-сана, но потом смирились и не отвечали даже на мои скудные порывы встретиться и пообщаться. Вскоре компания вообще развалилась. Скажи мне о такой возможности раньше, я бы поднял клеветника на смех, а то и морду набил бы.

Она вытягивала из меня все соки. Я чувствовал это, прекрасно осознавал, но не хотел ничего менять. Мне было очень хорошо с ней. Губительная страсть, губительное влечение.

Спустя год или полтора, наши отношения стали портиться. Мы скандалили с напором стихийного бедствия по каждому пустяку. Ты не представляешь, что такое бывает, хотя, как раз ты должна понять, о чем я: обсуждение вариантов вечернего досуга выливалось в хлопанье дверьми и холодную войну на неделю. Грубая реплика официантки в ресторане, где мы празднуем какой-нибудь праздник — взаимные обвинения в безразличие друг к другу и снова война на неделю. Мне казалось в такие моменты, что она бестия, мегера и даже хуже. Ей казалось аналогичное про меня. Это тупик.

Я вспоминал тупик, который остановил локомотив: пух и все. Думал, насколько тогда было проще управлять ситуацией, чем теперь. Но все равно тупо с упертостью барана не хотел потерять ее.

Еще через год, потеряв все, что у меня было в жизни: свой талант, свою харизму, бодрый активный нрав, самоуважение и уважение окружающих, а главное, ауру удачи, сохранив лишь нестерпимую боязнь потерять мою Звездочку, я собрался с последними силами и расстался с ней, спалив все мосты… Да, мне очень больно до сих пор, но это был единственный выход выжить морально, а может и физически. Это произошло летним вечером, она очень хорошо выглядела, мы шли с Дня рождения ее подруги, было все чудно. Я слегка навеселе, говорил ей, как хочу ее, как, оказавшись в квартире, сорву ее вечернее платье и прямо в коридоре на паласе войду в нее. Она слушала и заводилась — все было хорошо. Но тут я посмотрел на небо.

— В это время бывает звездопад, давай посмотрим, я очень хочу увидеть падающую звезду. — сказал я ей.

— Пойдем, мы стоим на дороге, хочу быстрее домой, чтобы ты набросился на меня. Пойдем, любимый.

Но я стоял и, как завороженный, смотрел в небо. Я вспоминал тот вечер на даче, перед тем, как мы угнали электровоз. Вспоминал то небо, те звезды и мне больше всего на свете захотелось увидеть мою счастливую падающую звезду, на которую смогу загадать желание.

Она плакала, кричала, просила, тащила меня за руку, смотрела непонимающе. Уходила, оглядывалась, я сказал ей тихо: «Прости, любимая, но уже ничего не изменить. Я буду ждать звезду». Слезы текли по холодным щекам. Я не видел, как она ушла по темному скверу, потому что не опускал головы.

Я стоял посредине дороги совершенно один, очень одинокий, и смотрел на них, как будто бы на этом свете нет больше ничего, кроме меня и звезд. Я простоял на одном месте, замерзая, два с половиной часа: затекла шея, в глазах помутнело… А результат ты знаешь, Звездочка моя... Ты плачешь?

Они так и не упали и не упадут никогда — я достаю их руками.