Пилигрим Мечтаний

----------

Вы спрашиваете, Катя, о Караваджо? Что ж, начну с самого начала.

Стояла осень, как и сейчас. Осыпалась последняя листва с деревьев на бульваре. Над бассейном клубился пар. Было пасмурно, но иногда сквозь просветы в облаках проглядывало голубое небо. Долгая очередь тянулась вдоль ограды здания — детища Цветаева. Большая афиша у ворот сообщала о выставке из мадридской коллекции Тиссена-Борнемиса.

Замерзшие в очереди ноги согрелись по пути из гардероба на второй этаж по красному ковру поверх мраморной лестницы. И сразу привлекло удивительно спокойное, отрешенное лицо Святой Катерины. Ничего еще тогда не было известно об отсеченных головах. А рядом дрожащий от волнения голос экзальтированной дамы — экскурсовода сообщал, что у нас, в ГМИИ, нет ни одной картины Караваджо. Что в самом Эрмитаже только одна — «Мальчик, играющий на лютне». Что перед нами не просто красивая женщина, но возвышенный дух перед мученичеством.

Месяц, в котором родился, обычно несчастливый. Точнее не месяц, а знак Зодиака. Накануне дня рождения фельдшер пытался попасть иглой в вену в качающейся на ходу машине paramedic, чтобы погасить разгорающийся пожар в сломаной ноге, и повторял: «Могло быть хуже, могло быть хуже». Пока жив, всегда может быть хуже.

Караваджо родился в октябре. В этом месяце его дважды ранили. Но умер он в июле. Восемнадцатого числа, «покинутый Богом и людьми».

Для простого человека смерть — самое худшее. А для художника, гения? Кто знает. «Неужели тот, кто творит, таков же, как и тот, кто не творит?» — сомневался еще автор Корана. Так, может быть, не покинут, а призван Богом? И потому июль, а не октябрь. И совсем это не самое худшее из того, что с ним случилось.

Он писал отрезанные, отрезаемые головы, сцены убийств, казней, погребений. И никогда не использовал ни голубой, ни синий цвет. Каждый Охотник Желает Знать. Точка. Фиолетовые, лиловые отблески появились лишь после убийства Томассони. Но и тогда ангел не оставил его, только фон стал еще темнее, а сюжеты мрачнее. Выходит, формула Пушкина неверна? Или убийство на дуэли не есть злодейство?

«Успение Мадонны» от герцога Мантуи перешло к королю Англии Чарльзу I. Лучше бы он не покупал этой картины, поскольку сам вскоре был казнен (снова отрубленная голова). Картина оказалась во дворце Людовика XIV, позже пережила еще одну отсеченную монаршую голову Людовика XVII и осела в Лувре.

Но последняя голова была его собственная. Караваджо придал Голиафу свой облик. Голова это большая, много крупней обычной человеческой. И малых грехов у него не было. Все его грехи — смертные. Когда всепобеждающий Амур уснул, то и жить стало незачем.

----------

В отдельном зале ресторана стоял длинный Т-образный стол. Вдоль поперечной части сидели жених во фраке, невеста в белом платье и фате, свидетели. Остальные гости расположились за белой скатертью вдоль длинной вертикальной линии. По правую руку от молодых, у стены, группа из 4-х музыкантов громко исполняла разудалую песню. Начиналась она медленным вступлением:

Раз я в Питере с другом хорошим кирнул.

Он потом на Литейный проспект завернул.

И все рассказывает, и рассказывает.

И показывает, и показывает.

Двое гостей вернулись из фое в сопровождении высокого грузного человека, похожего на отставного боксера. У одного из них рубашка была разорвана. На голой груди болтался большой золотой крест на толстой цепи. Второй вытирал кружевным платком кровь с губы, блестя перстнями, и все порывался вернуться, удерживаемый твердой рукой вышибалы.

От танцующих посреди комнаты гостей отделилась одна пара и двинулась прочь из зала. Стриженый под бритвенный бокс молодой человек с красным лицом обнял девушку за шею и опустил руку ей на грудь через вырез платья. А песня ускорилась:

Нет белых чайничков в Москве эмалированных,

А ночью белую у нас светло, как днем.

По этой лестнице старушку обворовывать

Ходил Раскольников с огромным топором.

Мужчины проверяли бутылки и оглядывались на конец стола. Потом один встал, нетвердыми шагами побрел в сторону молодых, остановился возле здоровяка и красавца тамады, брата невесты, и что-то пошептал ему на ухо. "Как кончилась?!" — выкрикнул тамада, перекрыв на миг усиленную электроникой песню. Он привстал, оглядывая стол. Жених нахмурился, что-то сказал ему и сделал жест, словно двигал пальцем вытянутой руки шашку по доске. Тамада покраснел. Вдруг человек лет 30 с внешностью хиппи 70-х годов прошлого века с самого конца стола проговорил обычным голосом, услышанным, однако, сквозь музыку, всеми: "Проверьте те бутыли". И указал на большую упаковку с надписью "Святой источник", стоявшую у дверей. Песня гремела:

А я иду и возражать не пробую,

Черт знает, что в моей творится голове.

Тамада прошел через зал, взял одну бутыль, отвернул пробку и понюхал. Вернулся к столу, налил в большую хрустальную рюмку, выпил, зажмурился блаженно, зачерпнул ложкой черной икры прямо из вазочки и удовлетворенно кивнул.

Поет и пляшет в ней "московская особая",

И нет тоски по Матушке-Москве, —

допели музыканты, громко повторив последнюю строку. Гости повскакали с мест, направляясь к бутылям. "Секешь момент! — сказал голос по-соседству. — Там водка вместо воды". "Это как при коммунистах рассказывали, — послышалось в ответ. — Откроешь "бычки в томате", а там икра. Воруют в Астрахани, фасуют, как бычки, а при шухере ящики путают".

Тамада громко провозгласил тост за город Питер. Все выпили, зазвенели вилками по тарелкам, закусывая. А он спросил старикашку в очках с сердитым лицом, похожего на отставного полковника КГБ, кто этот длинноволосый. Старикашка ответил, что не знает, что никогда его прежде не видел, и что он вообще, кажется, пришел позже.

Я с бутылкой "Святого источника" подошел к двум молоденьким девицам, топтавшимся возле музыкантов, и предложил им выпить целебной влаги. Но подскочил старик-кэгэбист. Злобно глядя сквозь очки в золотой оправе, он прошипел, загораживая собой девиц: "Им нельзя, они учащиеся". Ну нельзя, так нельзя.

Я танцевал с высокой миловидной брюнеткой из тех, что коня на скаку остановит и всаднику морду набьет, и рассказывал ей сперва о Паоло Веронезе, о его огромном полотне из Лувра со множеством фигур всё в роскошных венецианских нарядах; о виночерпии в самой середине, писаном с брата художника. Потом о Жуане де Фландесе (фламандская школа), у которого в строгой протестантской геометрии изображено всего шесть с половиной человек (половина, потому что одна из фигур выглядывает из-за колонны; наверное, это тот, кто поскупился заплатить вперед художнику за заказ). Стол почти пуст, и непонятно, зачем нужны пять кувшинов для такого узкого круга гостей. А у нас сегодня сюжет для Глазунова. Смотрите, как отплясывают.

Кстати, как вы считаете, когда началось новое тысячелетие, в этом году или в прошлом? Девушка посмотрела серьезно и ответила басом: "Ты че, в натуре. Новый ящик начинается с первой бутылки". Стало быть, новый век, новое тысячелетие, новый milenium, новый этап. Этап, братцы, этап! Соберем ли кости. «После милениума наступил опохмелениум», — сказала девушка по-прежнему басом.

Но где же тот, кто сотворил чудо, превратив воду в водку? Его не видно. Действительно, человек с внешностью хиппи исчез. Никто даже не запомнил, во что он был одет.

----------

— Это все же не конец. Отец, работавший по совместительству редактором научного журнала, говорил иногда своим разгневанным задержкой статей авторам: «Когда вам никто уже будет не нужен, я все еще понадоблюсь. Буду редактировать некролог».

Американцы сожалеют, что по закону нельзя судить самую популярную страховку HMO. Одна дама рассказывала о своем знакомом, у которого своевременно не обнаружили рак легких из-за того, что не назначили вовремя рентген. "Fortunately, — продолжала она, — у него была другая страховка, частная. И его племянник смог судить эту страховую компанию после смерти дяди».

Человек умер, но при этом есть еще некоторое fortunately. В старые времена английские матросы носили в одном ухе золотую серьгу. Если корабль тонул, и тело утопшего прибивало к берегу, серьга служила платой за похороны. Но имени на такой могиле не оставалось.

Доцент Алексей Петрович Гусев умер лет примерно 55 от апендицита. Когда приехали из Кургана за описанием разработанной им лабораторной работы, то никак не могли найти прилагаемых схем и чертежей. Обратились к заместителю заведующего кафедрой. Тот выслушал, понял, что речь идет об умершем Алексее Петровиче, вздохнул и сказал, разведя руками: «Покойный чертежей не оставил».

----------

— После странствия невозможно уснуть до рассвета. Я пробовал снотворное и алкоголь. Ни то, ни другое не помогает радикально. Алкоголь снижает остроту ощущений. Как вы теперь понимаете, я как раз преодолеваю последствия очередного путешествия, — я указал на почти пустую 4-ю румку.

Господин из Ниццы покачал головой, потом спросил, кто такой был Григорий Отрепьев. Я сообщил ему следующее:

"Его личность доселе остается загадочной … Трудно сказать, был ли первым самозванцем этот Григорий или кто другой … Молодой человек, роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, неловкий, с грустно-задумчивым выражением лица, он в своей наружности вовсе не отражал своей духовной природы: богато одаренный, с бойким умом, легко разрешавшим в Боярской думе самые трудные вопросы, с живым, даже пылким темпераментом, в опасные минуты доводившим его храбрость до удальства, податливый на увлечения, он был мастер говорить, обнаруживал и довольно разнообразные знания".

Заведение закрывалось. Коньяк сделал свое дело. Мой язык коснел, но не мог уже смолкнуть.

— Мне теперь ясно, что кончатся эти странствия только со смертью. Надеюсь, что тогда fortunately символической серьги в моем ухе хватит на скромные похороны. В Калифорнии есть кладбище на холме Crestmoore. С него в одну сторону виден океан, в другую — ширь залива Сан-Франциско и его далекий восточный берег.

Мы вышли на улицу. Лицо моего собеседника выразило вежливое беспокойство. «Послушайте еще минуту, — не унимался я, — как Гомер описал, о чем заботился Гектор, вещая о своей будущей жертве:

Пусть похоронят его кудреглавые мужи ахейцы

И на брегу Геллеспонта широкого холм да насыплют.

Некогда, видя его, кто-нибудь и от поздних потомков

Скажет, плывя в корабле многовеслом по черному понту:

Вот ратоборца могила, умершего в древние веки:

В бранях его знаменитого свергнул божественный Гектор!

Так нерожденные скажут, и слава моя не померкнет.

Простите, что утомил вас своими бреднями. Счастливого пути and have a good time in Moscow. Adieu!».